Поэма о Шанъян. Том 3–4 - Мэй Юйчжэ

Широк простор бурных Ханьских вод, никто никогда переплыть не мог…

Разбито сердце, а любимая твоя всегда будет на берегу другом…

Экстра 4. Красота и спокойствие

Шел третий год правления императора Тяньци. Наследный принц вернулся в столицу с охоты на севере.

Южное предгорье столицы, мост Цзычуань. Изначально это был единственный способ отправиться прямо из столицы на юг. Больше целого века потребовалось, чтобы пробили дорогу через южное предгорье, благодаря чему казенный тракт соединился с мостом Цзычуань по направлению в Цзяннань. Тогда постоялые дворы на обоих берегах реки заливались песнями и вином, но потом пришли в запустение – остались лишь несколько старых магазинов.

Хозяин винной лавки, старик Чжун, вырос в деревушке возле переправы. На закате жизни у него не было желания покинуть свой дом. Он жил при своей лавке и радовался жизни. Изредка к нему наведывались гости, все, что им хотелось, – это душевно поболтать за чаркой вина. И каждый расспрашивал, почему мост назывался Цзычуань.

Когда люди стареют, они любят говорить о прошлом. Они хоть сто раз расскажут свои любимые истории из прошлого – это никогда не утомит.

Самое сложное – выслушать эту историю сто раз.

Вот уже больше десяти лет под конец весны старик Чжун ждал гостя. Переступив порог, он садился за столик у окна, с видом на мост, и заказывал чашу вина. Старик Чжун щурил свои старые глаза, подходил к гостю, поддерживая свое старое тело палкой, и спрашивал, знает ли его дорогой гость, почему мост этот называется Цзычуань.

Гость всегда улыбался и говорил:

– Расскажи мне, лао-чжан[228].

Старик Чжун оглаживал свою длинную бороду, садился и рассказывал.

Когда-то место это называлось переправой Чаннин.

В тот год Ван Лан, подстегивая лошадь, покинул столицу и поехал в Цзянаннь в фиолетовом парчовом платье да с украшенным яшмой поясом.

Ван Лана провожали все женщины столицы, императорские слуги, экипажи знати и лошади. Они глядели тому вслед, пока его прекрасный силуэт не скрылся за горизонтом.

Много лет назад красавица Юйчжан-ванфэй, ставшая императрицей Цзинъи, младшая сестра Ван Лана, лично вышла на мост, чтобы проводить его.

Утренний ветер сдул тончайшие пурпурные ткани, обернутые вокруг рук ванфэй, и те упали на воду. Сверху, подобно дождю, осыпались нежные лепестки цветов. Усеянные лепестками фиолетовые ткани искрились в утренних лучах, медленно двигаясь по воде. С тех пор люди стали в шутку называть реку Цзычуань «фиолетовой рекой».

– Она была великолепна.

Каждый раз, когда старик Чжун вспоминал эту картину, его морщинистое, как грецкий орех, лицо светилось гордостью. Сыны и дочери влиятельных чиновников тоже были там и наслаждались невиданной красотой.

Старик Чжун всегда рассказывал историю о том, как Ван Лан покинул столицу, а река Ичуань стала фиолетовой. Всем уже изрядно поднадоела эта история.

Ее любил слушать только этот гость. Старик Чжун рассказывал это много лет, а гость слушал.

Сам же гость никогда не отличался болтливостью. Услышав историю, он залпом осушал чашу вина, улыбался старику, вставал и уходил. Снаружи, под карнизом, его ожидали слуги – они держали для него коня. Деньги за вино он всегда оставлял в керамической чаше у двери. Когда-то керамика была совсем новой, но теперь чаша покрылась пятнами и трещинами.

Денег, которые гость оставлял за выпивку, хватало, чтобы выпивать здесь целый год, но он приходил лишь раз.

Старик медленно гнул спину, кланяясь все ниже и ниже.

Виски гостя с каждым годом становились все белее и белее, а морщины между бровями, будто ножом вырезанные, – все глубже. Но он не выглядел при этом старше. Напротив, он становился более импозантным.

Временами старик Чжун смеялся над собой. Говорил, что он – деревенщина, который и мира-то не видел. Когда он впервые подал этому гостю вино, руки его так дрожали, что он пролил половину.

Поначалу он очень боялся этого гостя.

Человек этот обладал незаурядной внешностью и манерами, благородной наружностью. Носил он простую черно-красную мантию, а на ногах – сандалии на деревянной подошве. Он никогда не смеялся, говорил редко, а вино пил, как воду.

Конь его был точно черное лакированное дерево – необычайно сложенный и крепкий. Когда его тянули к стойлу, тот даже не взглянул на сено, а стоящие неподалеку вьючные лошади, только завидев великолепного коня, тут же прижимали уши и отступали.

Слуги гостя были в одеждах простолюдинов, но с мечами. Вели они себя почтительно и всегда молчали. Старик Чжун не решался заговорить с ними.

Однажды старик сидел у двери, опираясь на свою палку, и рассказывал о Цзычуани иностранным гостям. Все слушатели были очарованы этой историей.

Гость тоже слушал.

Выпив и выйдя во двор, он сказал старику:

– Лао-чжан, ты расскажешь мне историю о Цзычуани в следующем году?

Поздней весной следующего года он, как и обещал, пришел. И так продолжалось каждый год.

За последние десять лет старик Чжун привык к гостю и больше не считал его странным. Но этот год немного отличался от предыдущих. Допив вино, гость не ушел. Он стоял под карнизом, заложив руки за спину, наслаждаясь тенью, время от времени поглядывая вдаль, на юг. Он как будто ждал кого-то.

Сжимая дрожащей рукой палку, старик подошел к нему.

– Господин ждет кого-то?

Гость кивнул и улыбнулся.

– Молодого господина?

– Откуда знаешь, лао-чжан? – Гость склонил голову, чуть приподняв густые брови, – он был удивлен.

Погладив свою редкую длинную бороду, старик Чжун засмеялся.

– Каждый месяц, когда сын наш возвращается в деревню, мы со старушкой-женой спозаранку стоим на околице деревни и с нетерпением ждем его.

Гость застыл, затем покачал головой и улыбнулся.

Старик Чжун спросил:

– Отчего господин качает головой?

– Ничего, ничего, – отмахнулся гость, как будто говорить не хотел. Подняв голову, он увидел улыбающееся лицо старика Чжуна, затем медленно сказал: – Я встречаю его впервые.

– О-го-го!

Продолжая гладить бороду, старик Чжун глубоко задумался – очевидно, что в богатых семьях этикет другой. У отца, разумеется, нет причин специально ждать своего сына, чтобы поприветствовать его.

– Полгода назад он покинул свой дом и сегодня должен вернуться через этот мост. Я решил встретить его здесь, – голос господина звучал как голос обычного любящего отца.

Старик Чжун несколько раз кивнул, и рот без зубов растянулся в улыбке.

– Ваш молодой господин, должно быть, талантлив да подает большие надежды!

– Лао-чжан перехваливает, – улыбнулся гость. Затем спросил: – Если