Поэма о Шанъян. Том 3–4 - Мэй Юйчжэ

– Следуй за мной, – голос женщины вернул ее в реальность. Она переступила порог, через который ее тащили в темницу, и вмиг словно оказалась в другом мире.

Внутри было пусто. Скорее всего, здесь все обыскали и изъяли каждое письмо, каждый предмет мебели. Он же был изменщиком. Под окном стоял одинокий стол, на котором пылилась цитра. Еще сохранилась ширма.

Иннян растерянно смотрела на ширму, отделявшую внутренние покои от выхода на веранду. За перилами веранды росла яблоня, ветви которой спрятались под карнизом. В лунную ночь тень дерева отпечаталась на гладком шелке ширмы, будто сама природа решила написать изысканную картину.

Он очень любил эту ширму. Любил смотреть на тень яблони на ней. Но больше всего он любил, когда она по его просьбе садилась за ширму и в тени цветов играла для него на цитре. Наслаждаясь музыкой, он молча, в одиночестве, напивался.

Дни протекали, как вода. Из ночи в ночь журчала музыка цитры, и не нужно было лишних слов. Между ними была лишь шелковая ширма. Приходил он только ночью и редко оставался ночевать. Он любил спать в одиночестве. Еще он был молчалив, любил смотреть на нее издалека, через ширму. И ему нравилось это.

Подул холодный ветерок. И сейчас, как тогда, лунный свет обрамлял ширму, но яблоневый цвет уже давно опал. Тень дрожала на шелке ширмы, рисуя новую картину.

В лунном свете за ширмой показалась хрупкая фигура с высокой взбитой прической. В порывах ночного ветра нежно трепетали легкие ткани. Точно за ширмой пряталась небесная красавица.

Женщина поклонилась и сказала:

– Рабыня привела Иннян.

Фигура за ширмой слегка шевельнулась, и раздался мягкий голос:

– Прошу, отойдите.

Голос этот прокатился, точно холодный алый шелк, коснувшийся ее лица. Иннян задрожала от страха.

Это была она. Услышав этот голос однажды, Иннян никогда не забудет его. Сердце ее сжалось от ужаса.

Зашуршали юбки по полу, зазвенели украшения на поясе женского платья. Иннян опустилась на колени и сказала дрожащим голосом:

– Ванфэй…

– Боишься меня? – спросила женщина за ширмой.

– Преступница не смеет.

Повисла недолгая тишина. Затем женщина за ширмой тихо продолжила:

– В тот день это я заставила приставить нож к твоему горлу. Чтобы ты сказала, где прячется Сяому-гунчжу… Тогда именно я напугала тебя.

Иннян испуганно дрожала, вот только она не понимала, о ком речь. Кто такая Сяому-гунчжу?

С того дня, как ее бросили в темницу, она не слышала никаких новостей. Единственное, что она знала, – он был мертв, и никому из рода Сун не удалось избежать наказания.

Женщина за ширмой, похоже, поняла, о чем Иннян думает. Она медленно сказала:

– Сяому-гунчжу – это титул, посмертно присвоенный Юйсю. Она была непоколебимо верна мужу и отдала жизнь за родину. Она больше не госпожа Сун.

– Госпожа тоже ушла… – Иннян не удивилась этому. Сердце ее сжалось от боли – она вспомнила, как господин плохо обращался с ней.

– Она покончила жизнь самоубийством.

Грустный голос ванфэй звучал так, будто она говорила не о предателе, который был готов до смерти сражаться за свои идеи.

Иннян ясно помнила тот день, когда солдаты окружили резиденцию канцлера, а Юйчжан-ванфэй холодно приказала увести женщин и детей семьи Сун.

– Его величество помиловал их. Он заменил смертную казнь на изгнание. – Ванфэй выдержала паузу, затем обратилась к преступнице: – Иннян, ты хотела бы бежать на запад вместе с семьей Сун? Или ты хочешь вернуться на родину?

Иннян не могла поверить в услышанное. Прижимаясь к полу, она боялась ответить.

Ванфэй продолжила:

– Ты никак не связана с его преступлениями. Ты невиновна, поэтому можешь быть свободна.

Зазвенели украшения, и Иннян краем глаза заметила золотисто-красный фениксовый узор на краях юбки.

– Благодарю… благодарю ванфэй…

– Ты поедешь на запад с семьей Сун, в Шу?

Сердце Иннян не могло найти покоя. Она была несказанно счастлива, но от страха не знала, что ответить. Ей хватило сил только покачать головой.

– Забудь о случившемся. Куда бы ты ни отправилась, забудь Сун Хуайэня и нигде не произноси это имя.

Дрожа всем телом, Иннян распласталась на полу, прижавшись лбом к холодной поверхности.

Сун Хуайэнь. Имя его из горстки холодного пепла искрами вспыхнуло в ее сердце. Они ярко засияли на мгновение, а затем бесследно исчезли.

– Преступница запомнила.

Иннян закрыла глаза, каждое слово давалось ей с огромным трудом.

– У тебя нет вины. Не нужно называть себя преступницей. – Выдержав паузу, ванфэй добавила: – Иннян, подними голову.

– Рабыня не смеет.

Несмотря на то что вины на ней больше не было, Иннян по-прежнему боялась этой женщины, которая с улыбкой на лице могла убивать людей. В ее руках была сосредоточена жизнь всего народа.

– Подними голову.

Иннян слышала в ее голосе бесконечную силу.

Девушка медленно выпрямилась, напрягла шею и подняла лицо. Но она так и не решилась поднять взгляд – он задержался на талии ванфэй.

Под шелковыми тканями виднелся изгиб талии ванфэй – Иннян была поражена, насколько она тонкая. А ведь Юйчжан-ванфэй была сильна настолько, что могла возглавить целую армию. В тот день у Иннян не хватило смелости поднять взгляд на женщину, сидящую в изысканной императорской повозке. Единственное, что она помнила, – это холодная сталь и направленный на нее взгляд, подобный снежной ночи.

Затаив дыхание, девушка опустила лицо. Время словно застыло. Иннян чувствовала взгляд ванфэй на своем лице. На висках выступили холодные капельки пота.

– Откуда ты родом?

От вопроса у Иннян перехватило дыхание, задрожали веки.

– Отвечаю ванфэй: рабыня – сирота, брошенная беженцами. Рабыня росла среди музыкантов. В двенадцать лет рабыня вместе с музыкантами оказалась в столице… рабыня… правда не знает, откуда она родом…

Взгляд ванфэй переместился с ее лица на руки.

– Протяни руки.

Иннян медленно подняла руки, рукава соскользнули до локтей, обнажая тонкие запястья.

Ванфэй видела, что руки эти с детства играли на цитре. Они были красивыми, сильными, но совсем не мягкими. Тихо вздохнув, она сказала:

– Куда бы ты хотела поехать?

Иннян нерешительно ответила:

– Если ванфэй будет милостива, рабыня хотела бы… в Хуэйчжоу.

– Хуэйчжоу?

Голос ванфэй прозвучал чуть громче обычного. Поздней ночью в тихой комнате внезапно стало холоднее. Иннян прикусила язык.

Танцевали тени на шелке ширмы, а снаружи шелестела листва.

– Почему Хуэйчжоу?

Хуэйчжоу… Прекрасное место.

Если бы Иннян не думала о Хуэйчжоу в мрачной холодной темнице, не тянулась туда мечтами, точно к луне в небе, быть может, она не смогла бы дожить до этого дня.

Сколько раз посреди ночи она