Поэма о Шанъян. Том 3–4 - Мэй Юйчжэ

Дворец Ханьчжан – один из шести дворцов, запрещенных к посещению. Никто не имел права входить в него, кроме императора.

Чэнтай-гунчжу нахмурилась и спросила старшего дворцового евнуха:

– Я слышала от придворного лекаря, что император сегодня не принял лекарство. Это так?

Придворный лекарь, перепугавшись, покачал головой и ответил:

– Император приказал всем не тревожить его до дальнейших распоряжений. Раб не осмелился подать лекарство.

– Это лекарство нужно принимать ежедневно, – обеспокоенно сказала Чэнтай-гунчжу.

Она взглянула на дворец, и сердце ее сжалось от страха – она не знала, стоит ей входить или нет.

Ворота дворца открывались раз в год. Отец-император приходил сюда, но не каждый может увидеть, как он тоскует по жене. Он редко говорил о му-хоу, а когда говорил о ней, сложно увидеть печаль на его лице. Однако каждый год, в день смерти императрицы, он приходил во дворец, чтобы побыть там одному, и требовал, чтобы никто не беспокоил его.

Одним ранним утром гунчжу отправилась во дворец на доклад к императору, ответила наследному принцу на вопросы, ознакомилась с докладами… Она была внимательна к своему отцу-императору. Он, как обычно, оставался спокоен, усердно выполняя свою работу. Он никогда не выказывал никаких эмоций. Не считая черного платья и траурного головного убора, он ничем особо не отличался, никто не знал, насколько он опечален. Тогда гунчжу подумала, что после семи лет разлуки можно было бы и отпустить ее…

Чэнтай-гунчжу вздохнула и сказала:

– Пусть придворный лекарь приготовит лекарство.

С этими словами она ступила во дворец.

Придворный евнух растерянно смотрел ей в спину, пот капал с его ладоней – так он хотел попросить гунчжу остановиться и вернуться, но не осмелился открыть рта.

Толкнув знакомую, но тронутую временем дверь дворца, Чэнтай-гунчжу на мгновение застыла. Парадный зал, колонны, подвесные шторы, ширмы… Время словно повернуло вспять. Как будто только вчера она была здесь. Повсюду витал хорошо знакомый аромат инжира. Она словно была не одна здесь. Ничего не изменилось с тех пор. Возле циня лежала нетронутая партитура. Чернила будто не высохли даже… И на струнах не было пыли – на них будто кто-то только что играл.

На мгновение гунчжу показалось, что ее му-хоу здесь – стоит у окна за ширмой. А может, откинулась на парчовую спинку лежанки и читает. Когда гунчжу и Сяосяо вбегали во дворец, звонко смеясь, му-хоу улыбалась и поднимала глаза. Затем доставала из рукава шелковый платок, чтобы утереть на лицах девочек выступивший от бега пот. Она тихо говорила с детьми, слушала, как они спорят и скандалят. А когда дети утомляли ее разговором, она всегда начинала тихо кашлять.

В такие моменты приходил отец и прогонял их, не позволяя лишний раз приставать к матери.

Вдруг из-за ширмы раздался тихий кашель.

– Му-хоу! – Воскликнула гунчжу, но почти сразу поняла, что это был ее отец-император.

Она быстро подошла к ширме и внезапно остановилась.

Вдруг отец разозлится? Она бесцеремонно ворвалась во дворец… Чэнтай-гунчжу вдруг растерялась. Она как будто снова стала ребенком, который что-то не так сделал.

– Ты пришла, – из-за ширмы раздался тихий, теплый голос отца. Он звучал так нежно. Отец-император улыбался.

Гунчжу вздрогнула, лицо ее вдруг вспыхнуло, а сердце бешено забилось в груди.

– Прячешься, чтобы я не видел тебя? Иди ко мне.

Его голос почти заставил девочку поверить, что с ней говорил тот обычно холодный и строгий император. В его слабой улыбке она видела глубокую теплоту и привязанность. Она почувствовала себя потерявшимся в лесу олененком, оказавшимся перед самым носом хищника.

Чэнтай-гунчжу склонила голову и зашла за ширму, робко опустив глаза. Повисла неловкая тишина. Затем она медленно подняла растерянный взгляд и увидела, как на фениксовом ложе за расшитым покрывалом лежала опрокинутая винная чаша, с края которой стекало ароматное вино. На самом ложе лежал отец-император в черно-красной церемониальной одежде для малых жертвоприношений. Расстегнув ворот, он, пьяный, расслабленно откинулся на расшитую спинку. При взгляде на него казалось, что он спит.

– Отец-император? – Гунчжу попыталась окликнуть его дрожащим голосом.

Ответа не последовало, но вдруг она услышала, как он глухо посмеивался, а затем принялся напевать отрывистую мелодию.

Изумрудный отблеск платья,

С желтизной подклада тканей.

И печалью полнит сердце,

Бесконечна та тоска?

Гунчжу совсем растерялась – она никогда не слышала, как ее отец поет. Она даже не догадывалась, какой у него глубокий и печальный голос. От слов этой песни сердце ее готово было разлететься на куски.

«Зеленые одежды» – это скорбная песнь в память об умершей жене.

Гунчжу больше не могла это слушать – тяжело упав на колени, она сказала:

– Отец-император, прошу, поберегите тело Дракона!

Голос отца-императора стих, и гунчжу видела, как ее отец чуть наклонился вперед, – его красивое лицо окрасила скорбь, а в глазах искрились слезы. Несколько морозно-белых прядей выбились из собранных в пучок волос. В тусклом свете свечей он выглядел брошенным, одиноким и очень печальным.

– Так это ты?

Его густые брови тут же нахмурились, а между ними залегла глубокая морщинка.

Гунчжу перепугалась – она не знала, что ответить.

Отец-император вдруг улыбнулся, лег обратно и пробормотал:

– Так странно… Нам приснилась Цинь-эр… А-У, снова решила подшутить надо мной?

Он усмехнулся и повернулся на бок.

– Если не заснешь, будешь иметь дело со мной.

Чэнтай-гунчжу не шелохнулась, лицо ее побелело.

– Отец-император… – Губы ее дрожали, и вдруг из глаз побежали слезы.

Он принял ее за му-хоу, а про нее подумал, что она ему просто приснилась.

Ее удочерили, когда ей было семь. Она почитала и уважала его как вана. Потом – как отца. Часто она делила с ним печали… Когда она была совсем маленькой, то только и могла благоговейно трепетать перед его величием, точно великий Юйчжан-ван был суровым небесным духом.

Когда она подросла, то наблюдала, как он держит му-хоу за руку, как они любят друг друга. Тогда она и поняла, что есть в мире место для таких потрясающих чувств.

Четыре года спустя му-хоу скончалась, император остался один. Восседал на высоком троне, а тень его скользила по небу. В его руках была власть над жизнью и смертью всех в Поднебесной, но он не смог спасти самого важного человека. Десять лет на грани жизни и смерти. Разлученные жизнью и смертью… День за днем, год за годом она превращалась из весеннего цветка в молодую и юную красавицу, а он – из великого, непревзойденного героя в старика