Дуэт с герцогом сирен - Элис Кова

к замку пляже появляются воины-союзники под предводительством Лусии и Шила – те самые, кто патрулировал впадину. Мужчины и женщины, в первую очередь верные Ильриту и герцогству Копья, а уж потом Хору. Их достаточно, чтобы выиграть для нас время.

Я замахиваюсь топором и ударяю по дереву. Закрыв глаза, начинаю петь песню, которую никто не слышал уже тысячи лет.

«Позволь мне стать твоим голосом», – прошу я ее.

Я пою слова, сохранившиеся в отзвуках впадины и Бездны, не тревожась о том, что их кто-то услышит. Впрочем, не уверена, что найдутся сирены, способные их понять. Как бы то ни было, вложенные мне в душу истории молят об освобождении, и я пою их для безмолвной богини. И для трепещущего сердца, биение которого отдается через рукоять топора, все слабее с каждой секундой.

«Леллия, пора уходить», – мягко говорю я между словами песни. Сзади завывает ветер и слышатся звуки потасовки.

«Мои дети…»

«Я буду их защищать. Что бы ни понадобилось, я в твоем распоряжении».

Вновь обрушиваю серебряный топор на одеревеневшие лозы, тысячелетиями перегораживающие дверь. Как только лезвие погружается в древесину, оттуда брызжет серебристая жидкость, в первых лучах солнца переливающаяся всеми цветами радуги. Не выдергивая топор, на мгновение останавливаюсь и протягиваю руку, чтобы потрогать древесный сок – текучий, как вода, и восхитительный, будто перламутр.

Он не красный. Даже по прошествии стольких лет гниль все еще не добралась до самой сердцевины Леллии. Дерево по-прежнему крепко и надежно удерживает богиню внутри, защищая ее, но в то же время не позволяя вырваться из своих цепких объятий. Неудивительно, что Крокан пришел в отчаяние – он ведь чувствовал, насколько она далека.

Оглядываюсь через плечо. Позади уже творится настоящий хаос. Ко мне присоединяется Ильрит с топором в руке. Шил и воины растягиваются в шеренгу. Остальных Лусия ведет к туннелю, соединенному с пляжами страсти, чтобы помешать вернуться воинам, которые гнались за Кевханом.

Мы с Ильритом дружно замахиваемся топорами.

Вопреки ожиданиям, древесина довольно мягкая, и лезвия не встречают особого сопротивления. Когда на одеревеневших лозах появляются заметные зарубки, дерево начинает дрожать. Сперва очень слабо, и мне даже кажется, что это просто отдача от ударов, передающаяся через лезвие к рукам. Однако ветви над нами постепенно раскачиваются все сильнее, с них дождем сыплются серебристые листья. Еще немного, и их вообще не останется.

«Ты скоро выйдешь, – тихо пою я, предназначая слова только для ушей Леллии. – Скоро ты будешь с Кроканом».

Когда я почти перерубаю первую лозу, она начинает увядать, все сильнее провисая на двери. Ухватившись за нее, дергаю изо всех сил. Она натягивается, а после разрывается с жутким, болезненным звуком, эхом отдающимся у меня внутри, который, впрочем, быстро стихает. Клетка Леллии лишается одного из прутьев.

На двери под тем местом, где когда-то росла лоза, остается почерневшая, будто выжженная полоса. Судя по всему, эти одеревеневшие стебли, словно захватчики, веками перекрывали нормальную циркуляцию соков внутри дерева.

Внезапно земля вокруг содрогается, из морских глубин доносится сопровождаемый ревом стон. В тот же миг из ближайшего к замку туннеля на пляж высыпает группа воинов, возглавляемых членами Хора. Шил вступает в бой.

– Крокан знает, – выдыхаю я, слишком сосредоточенная на Леллии, чтобы беспокоиться о чем-то еще.

Ильрит бросает взгляд назад и вновь поворачивается ко мне.

– Нам нужно…

– Продолжать! – уверенно заканчиваю я. – Как только мы освободим Леллию, Крокан поднимется, чтобы ее забрать. Он идет к нам, а значит, мы на верном пути.

Я это твердо знаю и всем существом чувствую приближение древнего бога. Песня у меня в голове с каждой секундой звучит все громче.

Но Ильрит вдруг опускает топор.

– Ильрит?

Хор и их воины бьются с шеренгой Шила.

– Продолжай, Виктория! – Ильрит хватает меня за плечо. – Освободи ее.

– Но ты…

– Я буду сдерживать их, сколько смогу.

Оставив топор, он направляется к Шилу.

– Ильрит! – Я отворачиваюсь от двери и бегу к нему, с размаху бросаюсь на шею, чуть не сбив его с ног, и жадно припадаю к губам.

Он обнимает меня за талию и с жаром отвечает на поцелуй. Я прижимаюсь к его твердому телу, и на мгновение вся неуверенность исчезает, а все вокруг – и бушующее море, и содрогающаяся земля – попросту перестают существовать. Когда мы отрываемся друг от друга, на нас проливным дождем сыплются серебристые листья.

– Ты знаешь, я люблю тебя, – шепчу я.

– Знаю.

– Но я не хотела в тебя влюбляться.

– Тоже знаю, – ухмыляется он. Столь высокомерный вид ему даже идет.

– Понятия не имею, что ждет нас в будущем и сможем ли мы вообще быть вместе. А если и сможем, сомневаюсь, что я подойду тебе и…

Он решительно целует меня, заставляя замолчать.

– Хватит столько беспокоиться, Виктория. Если нам удастся исправить тысячелетнюю историю, вызволить древнюю богиню и при этом не развалить весь мир, не стоит слишком уж переживать о том, что ждет нас в будущем. – Ильрит разжимает объятия. – А теперь иди. Освободи леди Леллию.

И я бегу обратно к Древу жизни, подхватываю топор и вновь обрушиваю его на лозу. Тем временем Ильрит мчится к туннелю, откуда доносится громкий шум битвы. Фенни бросает ему Острие Рассвета, и он ловит копье на лету.

Песни сирен сталкиваются друг с другом. Из глубины доносится рокот Крокана. Кричит Леллия. В общем, ужасная, громкая, мучительная какофония звуков.

Но я не обращаю на них внимания, продолжая ритмично бить топором по дереву и безжалостно разрубая лозы-прутья. Позади меня идет битва, я же сражаюсь в своей.

И вот, наконец, падает последняя лоза. Топор выскальзывает у меня из пальцев, и на мгновение мир будто замирает. Успокаиваются волны, смолкает завывание ветра. Песни сирен обрываются. Все вокруг, затаив дыхание, наблюдают, как я толкаю дверь в убежище Леллии, невольно ставшее для нее тюрьмой.

Пятьдесят два

Меня ослепляет свет. Деревянная створка, рассохшаяся за долгие века, издает звук, похожий на последний выдох усталого, раненого зверя. Между дверью и корой ствола застряли нити какой-то пленки и некоего липкого вещества, но я продолжаю ее толкать.

Ослепительный свет постепенно меркнет, и взору предстает маленькая, хрупкая фигурка древней богини, размерами напоминающая ребенка, хотя в ней ощущается та безвозрастность, что и в лорде Крокане. Она дремлет в позе эмбриона, обхватив четырьмя руками колени и прижав к бокам трехпалые ладони. Большие, круглые глаза чем-то похожи на стрекозьи. Некогда росшие на спине крылья из тончайших золотых перьев отвалились и присохли к заключившему ее в себя кокону. Кисти и предплечья покрыты листьями, будто перчатками. На висках растут древесные рога, соединяющие