Лоренца дочь Великолепного - Ева Арк

подошли ближе, шпион уже висел, раскачиваясь под аркой ворот. Задержав взгляд на его почерневшем лице с вывалившимся языком, Лоренца с трудом узнала Мендосу.

Как-то в середине июня она прогуливалась под окном Сольё и случайно подслушала его беседу с Даниелем.

– Как Ваше колено, мессир? – спросил д’Эворт.

– Уже почти не болит.

– А что говорит лекарь?

– Ничего определённого. Но я надеюсь, что скоро начну ходить.

– Нога – роковая часть тела для Сольё, – добавил шутливо молодой человек. – Мой отец год назад повредил бедро, а я – колено. Но мне ещё повезло, если бы не Вы, господин д’Эворт …

– У меня свои счёты с этим испанцем.

– Помните, как в детстве Вы учили меня читать? – после паузы сказал Амори.

– Да, а Вы кричали, что хотите побегать по саду. Или просились к отцу. Уверен, теперь граф де Сольё будет гордиться Вами.

– Только прошу Вас, если увидите моих родителей, ничего не говорите им.

– Мы не уедем, пока Вы не выздоровеете.

– Мне жаль, что вам пришлось задержаться из-за меня в Новаре.

– Это всё из-за проклятого Мендосы. Если бы не он, мы с Лоренцей бы уже были в Саше.

– А она не будет скучать в такой глуши?

– Ничего, поживёт там, пока графиня де Сольё не найдёт ей мужа.

– Я думаю, матушке это будет несложно: ведь мадемуазель де Нери очень красива.

Равнодушие, с каким молодой человек произнёс эти слова, поразили Лоренцу в самое сердце. Задыхаясь от душивших её слёз, она побрела в конец сада, чтобы как следует выплакаться там. Внезапно её кто-то окликнул. Обернувшись, девушка увидела герцога Орлеанского.

– Я приехал навестить Сольё, – пояснил Луи, – но когда мне сказали, что Вы в саду, захотел сначала увидеть Вас.

– Если желаете, монсеньор, я могу отвести Вас к мессиру де Сольё.

– Погодите, мадемуазель де Нери, – остановил Лоренцу принц. – Позвольте мне полюбоваться Вами. Ведь здесь, в Новаре, не встретишь такую девушку, как Вы!

Тон и манеры герцога Орлеанского так резко отличались от той холодной вежливости, которую выказывал по отношению к ней Амори, что на глазах у дочери Великолепного едва снова не выступили слёзы. Между тем Луи, задержав взгляд на её декольте, добавил:

– Вам к лицу этот наряд.

Девушка и сама знала, что корсаж и рукава, оставшиеся от её миланского наряда, неплохо смотрелись с коричневой юбкой. Искреннее восхищение принца подкупило её и она, наконец, улыбнулась:

– При дворе Моро все дамы роскошно одеваются и там так много красавиц, что если бы Вы, монсеньор, увидели их, то не заметили бы меня.

– Я встречался с Моро и с его супругой, но ни одна из миланских дам не произвела на меня такое впечатления, как Вы!

– Наверно, Вам скучно здесь после Милана? – добавил Луи, в то время как девушка смущённо потупилась.

– Нет. Ведь со мной люди, которых я хорошо знаю и люблю.

– Например, Сольё?

– Простите, монсеньор, но я не понимаю, что Вы имеете в виду.

– Я просто хотел сказать, что раз шевалье де Сольё – сын Вашей крёстной, то Вы, должно быть, давно знаете его?

– Вовсе нет. Мы познакомились с ним два года назад в доме моих покойных родителей в Париже.

– Наверно, Вы до сих пор ещё не оправились после их смерти? – сочувственно произнёс собеседник Лоренцы.

– Да, монсеньор.

Их разговор прервало появление хозяина дома, который, почтительно кланяясь, пригласил герцога Орлеанского отобедать у него. Луи не отказался от приглашения и за столом поведал о результатах допроса Мендосы. Вначале каталан молчал, но затем под пыткой признался, что согласился убить принца за три тысячи венецианских дукатов.

После отъезда Луи Лоренца дала себе слово больше никогда не плакать из-за Амори и не добиваться его любви. Однако на следующий день, выйдя в сад, она увидела в открытом окне Сольё. Окликнув её, тот сообщил:

– Я писал во Францию. Если хотите, то курьер герцога Орлеанского доставит и Ваши письма.

– Мне некому писать, – ответила дочь Великолепного. – Разве что моей подруге, которая, вероятно, уже стала госпожой де Монгильон. Но лучше я сама расскажу ей всё при встрече.

– Вам нужно отсюда ехать прямо к нам, в Сольё, – неожиданно горячо произнёс молодой человек, заставив вновь затрепетать сердце Лоренцы.

– А что скажет Ваш отец?

– Я думаю, он не будет возражать, – ответил Амори уже без прежней уверенности в голосе. – Ведь Вы – крёстница моей матушки и, следовательно, почти моя сестра.

Девушка промолчала, так как у неё сразу испортилось настроение из-за «сестры», а сын донны Марии продолжал:

– Скорей бы уже вернуться на службу. К сожалению, хирург не говорит, когда я снова начну ходить и быть полезным герцогу.

– Вы так преданны ему…

Сольё с удивлением посмотрел на Лоренцу:

– А как же иначе? Отец с детства учил меня, что самое главное – быть преданным своему сеньору.

– Но принц даже не вознаградил Вас за то, что Вы спасли ему жизнь.

– Это неправда. Монсеньор предлагал мне деньги, но я отказался взять их.

Глядя на Амори, девушка вдруг задумалась: кого бы бросился в первую очередь он спасать, если бы смертельная опасность одновременно угрожала ей и герцогу? Её раздумья прервал приход хирурга, явившегося в сопровождении слуги Сольё.

Вернувшись через некоторое время в дом, она столкнулась в коридоре с учёным эскулапом.

– Как нога мессира де Сольё?

– Всё в руках Божьих, мадемуазель, – помедлив, ответил тот. – Но мне нечем порадовать Вас. Хотя опухоль спала, колено шевалье не сгибается и он вряд ли сможет ходить.

Хирург давно ушёл, а дочь Великолепного всё никак не могла придти в себя, пока не услышала громкий крик слуги Амори:

– Господин, прошу Вас, не надо!

Вбежав в спальню Сольё, Лоренца увидела, что тот сидит на кровати, приставив острие кинжала к своей груди. Закричав, она бросилась к молодому человеку. Амори попытался было оттолкнуть её, но девушка повисла на его руке. Пытаясь отобрать у него клинок, она в горячке не заметила, что порезала об лезвие пальцы. Однако сын донны Марии при виде крови сразу выпустил кинжал из рук и тот упал на пол. В этот момент, вероятно, услышав крики, в комнату вошёл д’Эворт.

– Что случилось?

– Ничего страшного, –