Лоренца дочь Великолепного - Ева Арк

– Но лекарь, возможно, ошибся, – Лоренца сняла с головы платок и, разорвав его надвое, перевязала свою ладонь и руку Сольё.

– Нет, я знаю, что больше никогда не смогу ходить. А кому нужен калека?

– Вашим родителям, – Даниель присел на край кровати. – Или Вы забыли о них?

– Лучше бы им вообще не иметь сына!

Переглянувшись с Лоренцей, д’Эворт покачал головой:

– Не гневите Бога! Раз Творец дал Вам жизнь, Вы должны быть благодарны ему за это!

– А как бы Вы поступили на моём месте, господин д’Эворт?

Видя, что тот молчит, молодой человек добавил:

– Жаль, что Мендоса не заколол меня! Потому что моя жизнь всё равно кончена!

После этих слов сын донны Марии повернулся к Даниелю спиной и больше не отвечал на его уговоры. Отведя в сторону слугу, д’Эворт приказал ему ни на минуту не оставлять Сольё одного. Затем собрал всё находившееся в комнате оружие, включая злополучный кинжал, который девушке удалось отобрать у молодого человека, и сказал:

– Пойдём, Лоренца.

– Позвольте мне поговорить с мессиром де Сольё.

Пожав плечами, кузен донны Флери вышел.

– Я никого не хочу видеть, – после паузы сказал Амори.

– Умоляю Вас, выслушайте меня.

– Хорошо, говорите.

– Господь может простить нам многие грехи, если мы искренне раскаемся и постараемся исправить причинённое нами зло, но только не самоубийство. Ведь человек, лишивший себя жизни, не только отказывается от Божьего дара, но отвергает Крест и Воскресенье Христово, претерпевшего муки ради нас, – Лоренца постаралась повторить слово в слово то, что ей говорила в монастыре Святой Лючии мать Маддалена.

– Но ради чего мне теперь жить, если я не могу воевать, жениться, иметь детей? Вот Вы хотели бы выйти замуж за калеку?

– Да, если бы любила его!

Некоторое время Амори молча смотрел в глаза Лоренцы. Затем, первым отведя свой взгляд, со вздохом произнёс:

– Вы – добрая девушка, мадемуазель де Нери. Но мне не нужны ничьи жертвы. Поэтому уезжайте отсюда как можно скорей!

– А как же Вы?

– Я не вернусь во Францию.

– Тогда мы с господином д’Эвортом тоже никуда не уедем!

Сольё невольно улыбнулся:

– Пожалейте хотя бы д’Эворта: он умрёт без своих книг!

Ободрённая его улыбкой, девушка попросила:

– Дайте мне клятву, что больше никогда не будете пытаться покончить с собой!

– Обещаю Вам это.

– Простите меня, – добавил после паузы сын донны Марии. – Вы порезали из-за меня руку.

– И Вы – тоже.

– Значит, теперь мы стали кровными братом и сестрой.

В этот момент вернулся Даниель:

– Лоренца, нас зачем-то хочет видеть герцог Орлеанский.

– Бедная графиня де Сольё! Каково ей будет узнать о несчастье, случившемся с её сыном, – сказала по дороге донна Аврелия д’Эворту.

– Графу, наверно, тоже будет несладко, – нехотя ответил Даниель. – Ведь Амори – его единственный наследник.

– Нужно убедить мессира де Сольё вернуться с нами во Францию, – заметила Лоренца.

– Боюсь, это будет нелегко.

Больше они не произнесли на эту тему ни слова до самых ворот цитадели.

В кабинете принца присутствовал также Жорж д’Амбуаз, одаривший Лоренцу и её спутников неприязненным взглядом. В отличие от своего духовника, Луи был сама любезность:

– Я благодарен случаю за то, что он позволил мне снова увидеться с Вами, господин д’Эворт, и Вашими родственницами.

– Я всегда к Вашим услугам, монсеньор.

– Дело в том, что мои солдаты поймали шпиона, прибывшего из Милана.

– И он, как ни странно, во время допроса сразу заявил о знакомстве с вами, – добавил архиепископ Руанский.

– Так уж получилось, монсеньор, что у нас в Милане было много знакомых, – отпарировал Даниель.

– В таком случае, вам будет нетрудно опознать этого шпиона.

– Может быть, приказать привести его сюда, монсеньор д’Амбуаз? – нерешительно спросил герцог Орлеанский.

– Мне кажется, монсеньор, что нам лучше самим спуститься вниз.

– Если только родственницы господина д’Эворта согласятся: ведь раньше в подвале были застенки инквизиции, – зловеще добавил д’Амбуаз.

Все спустились по ступеням вниз в подвальное помещение здания, где была устроена тюрьма. Невзирая на запугивания прелата, Лоренце вначале не было страшно, потому что впереди и сзади шли охранники с зажжёнными факелами. Однако, почувствовав, как из подвала потянуло сыростью и запахом крыс, девушка невольно вздрогнула.

Наконец, тюремщик открыл дубовую дверь и, войдя в подвал, девушка увидела лежащего на охапке соломы грязного оборванца, прикрывшего лицо от крыс старой соломенной шляпой.

– Эй, ты, вставай! – страж грубо пнул ногой спящего. – Монсеньор герцог желает поговорить с тобой.

– Этот шпион явился в город сегодня утром и расспрашивал прохожих, где можно найти принца, – между тем сухо повествовал д’Амбуаз. – Когда же его привели ко мне, я приказал обыскать мальчишку и мои люди нашли вот это.

Духовник показал Луи золотой перстень с печатью. Покосившись на него, Лоренца заметила выгравированный на агате герб Колонна. В этот момент оборванец, проснувшись, убрал с лица шляпу и с губ девушки невольно сорвалось:

– Асканио!

– Прекрасная Дама! Наконец-то я нашёл Вас!

– Господи, на кого Вы похожи! – дочь Великолепного не знала, радоваться ей или огорчаться.

– Это сеньор Асканио Колонна, монсеньор, – поспешил пояснить герцогу Орлеанскому Даниель. – Его отец, князь Колонна, принял участие в походе нашего короля.

– Почему же он так одет? – переглянувшись со своим духовником, поинтересовался Луи.

– Объясните монсеньору герцогу, почему Вы нарушили клятву и вместо того, чтобы остаться у графини Бергамино, которая должна была отправить Вас домой, оказались здесь? – с укором обратилась к мальчику Лоренца. – Или мадонна Чечилия плохо обращалась с Вами?

– Нет, у неё мне было хорошо, – признался тот. – Но я не мог забыть Вас, Прекрасная Дама! Ведь я дал клятву всегда быть рядом с Вами и защищать Вас. А мой отец говорил, что лучше умереть, чем нарушить данное слово.

– А где Ваша одежда и конь?

Асканио опустил голову:

– Чтобы выбраться из Милана незаметно, я купил эти лохмотья в лавке старьевщика. А свою одежду и лютню уложил в мешок и приторочил к седлу. Однако стражники у ворот сказали, что я, верно, украл коня и отобрали его у меня вместе с мешком и кошельком. Поэтому мне пришлось пуститься в