Хрустальная ложь - М. Эль

— Я разбиваю стены! — прорычал он, его голос был полон отчаяния. — Я разрушаю всё вокруг! А ты… Ты СУМАСШЕДШАЯ, раз пришла сюда. Уйди, я тебя предупреждаю, Андрес. Уйди.

Валерия улыбнулась уголком губ, дерзко, как всегда, словно этот хаос был всего лишь очередным неурядицей, которую она собиралась уладить.

— Я же твоя женщина, верно? На твою голову. Наказание, которое ты заслужил.

Виктор схватил её за предплечье так резко, так сильно, что её кости могли бы хрустнуть, она могла бы вскрикнуть от боли — но только резко выдохнула, сдерживая звук. Его пальцы, окровавленные и дрожащие, сжимали её руку, оставляя багровые следы.

— Не провоцируй меня, Валерия, — прорычал он, склонившись к ней, его дыхание опалило её лицо. — Не испытывай моё терпение.

Она приподнялась на цыпочки, почти касаясь его губ, и прошептала, глядя прямо в его безумные глаза:

— Тогда посмотри сюда. На меня. Посмотри, что я могу сделать.

И, словно из ниоткуда, она подняла тонкий, изящный стилет, который всегда носила при себе.

Приставила лезвие к собственному горлу.

Виктор побелел. Его лицо, и без того бледное, стало мертвенно-белым, а в глазах на мгновение промелькнул ужас, вытеснивший звериную ярость.

— Убери! — прохрипел он, его голос был полон отчаяния, не приказа.

Но она лишь сильнее прижала лезвие. Совсем чуть-чуть, самую каплю — и на фарфоровой коже, вдоль изящного изгиба шеи, проступила тонкая алая полоска крови, словно она сама вышивала границу между жизнью и смертью.

— Валерия… — он шагнул к ней, его тело дрожало. — Рия… ради всего святого, прекрати.

— Посмотри на меня, Виктор, — тихо, но властно сказала она. — На меня. Посмотри, я сказала!

Он выбил нож из её рук — так резко, что лезвие отлетело в стену, вонзившись в деревянную панель с глухим стуком. Затем он схватил её за плечи — больно, до синяков, которые проступят позже. Он мог сломать её в этот миг, и сам чувствовал это, чувствовал, как силы разрушения рвутся наружу — и оттого дрожал.

— Ты хочешь, чтобы я тебя убил?! — сорвался он на крик, его лицо исказилось от боли и ужаса. — Это твой план?

Валерия подняла его руку — ту, которая сейчас сжимала её плечи до боли, — и осторожно, но настойчиво, положила себе на щёку.

Сама.

Просто взяла его окровавленные пальцы и прижала их к своей коже. Этот жест был актом абсолютного доверия, сдача себя в руки того, кто только что был готов разрушить всё.

— Нет. Я хочу, чтобы ты вернулся.

Он закрыл глаза — словно от смертельного выстрела. Его тело сотрясала крупная дрожь.

Она целовала его ладонь, каждый палец, тыльную сторону руки — там, где была кровь. Его. Её. Медленно. Аккуратно. Как будто это был священный ритуал очищения, возвращения. Каждое прикосновение было обещанием.

— Ты не потеряешь меня, — прошептала она, её губы касались его кожи. — Даже если сам боишься себя. Даже если боишься того, кто ты есть. Черта с два я тебя брошу.

Виктор дёрнулся, как от удара током, его глаза резко распахнулись. В них ещё плескался безумный огонь, но уже смешанный со слезами.

— Я мог… Я почти… — он смотрел на её горло, на тонкую полоску крови, и его голос ломался. — Ты… ты…

Он внезапно рухнул на колени, неловко и тяжело, как подкошенное дерево, обхватив её за талию, уткнувшись лбом в живот.

— Никогда так больше не делай, — прохрипел он, слова вырывались из него рваными кусками, полными невыносимой боли и страха. — Никогда. Я сдохну, если раню тебя. Ты поняла?

Валерия опустилась рядом с ним на пол, обнимая его крепко, вплетая пальцы в его волосы, прижимая его дрожащую голову к себе. Она чувствовала, как сильно он дрожит, как едва дышит.

— Я с тобой, — прошептала она, целуя его в макушку, впитывая его боль. — Я здесь.

Он дрожал. Едва дышал. Но медленно, постепенно — буря утихала. Медленно, по крупицам, напряжение покидало его тело, сменяясь глубокой, изматывающей усталостью. Буря утихала не потому, что её усмирили, а потому, что она нашла свой якорь.

Только она могла. Только она обладала такой силой, таким безумным бесстрашием, чтобы вытащить его из этой бездны.

Виктор поднял голову — глаза были влажные, тёмные, разбитые, но в них уже пробивался свет узнавания, свет человека.

— Как ты поняла? — его голос был хриплым, слабым. — Я же тебя на самолет до Калифорнии посадил.

Валерия улыбнулась уголком губ, в её глазах плясали озорные искры.

— Ты весь месяц сам не свой, Виктор. Твои глаза, они выдали тебя. Этот взгляд, когда ты думал, что я не вижу. Я навела справки. Дорогие клиники, секретные консультации. У тебя проблемы с агрессией, дорогой. Ты не любишь врачей. И я этим займусь. Очень плотно.

Виктор рассмеялся. Сначала это был беззвучный, прерывистый вздох, затем — хриплое, сломленное подобие смеха, которое постепенно набирало силу, становясь почти истеричным, но в то же время невероятно живым.

И поцеловал её ладонь, теперь уже без крови, нежно и преданно.

...

Виктор проснулся раньше рассвета. Не потому что выспался, и уж точно не потому что хотел. Его тело было измотано, но разум горел ярким пламенем самобичевания. Стоило лишь открыть глаза — и темноту спальни разорвали вспышки воспоминаний: ЕЁ руки, которые не дрогнули, когда ОН, весь в крови, стоял перед ней. ЕГО кровь, что обагрила её запястье. Нож у её горла, прижатый её собственной рукой. И эта жуткая, сводящая с ума мысль, что он мог… мог… закончить всё это. Убить её. Своими руками.

Он резко сел на кровати, тяжело дыша, словно только что пробежал марафон. Его окровавленные, перевязанные руки дрожали, сжимая невидимую пустоту. В просторной спальне было тихо.

Слишком тихо.

Такой тишины он добился сам. Он помнил, как вчера вечером, после того, как буря внутри него утихла под её прикосновениями, Валерия, измученная и опустошенная, уснула прямо в кресле рядом с ним, держа его за руку. Её присутствие было якорем, но и источником невыносимого страха. Когда её дыхание стало ровным и глубоким, он бесшумно, с болезненной осторожностью вытащил свои пальцы из её теплой ладони. Аккуратно накрыл её пледом, невесомо поцеловал в лоб и ушёл. Тихо, как тень, покинул комнату, покинул её.

Потому что боялся. Да. Виктор Энгель, человек, которого боялся весь штат, который не склонял головы ни перед кем, боялся. Боялся самого себя. Боялся своей внутренней тьмы.

Он боялся, что однажды он не успеет остановиться. Что снова ослепнет яростью. Что она, его Змейка, его Валерия, попадёт под руку.