Хрустальная ложь - М. Эль

— Ты… — прошептал он, тихо, почти беззвучно, его голос был измождённым, но пронизанным глубочайшим восхищением. — Сумасшедшая... просто конченная. Моя маленькая ведьма.

Слово "ведьма" прозвучало не как оскорбление, а как признание её таинственной, необъяснимой силы над ним. Силы, способной укротить его самых тёмных демонов. Валерия улыбнулась, устало, но с такой искренностью, которой он, возможно, никогда раньше не видел. Пальцем она нежно коснулась его измученных губ.

— Тихо, мой дорогой. Спи.

— Только рядом с тобой, — признался он, и в этом признании была такая откровенная уязвимость, такая детская вера, что Валерия почувствовала, как её сердце сжимается. Ему нужен был её щит, её присутствие, чтобы отпустить себя.

— Отлично, — она кивнула, устраиваясь удобнее на его груди, прислушиваясь к ритму его сердца, которое постепенно замедлялось, становясь ровнее. Её голова уютно лежала в изгибе его шеи, чувствуя его запах, такой родной и сейчас, после всего, исцеляющий. — Так и будет.

Это было не просто обещание, это была клятва. Клятва, данная в разгромленном кабинете, среди осколков и крови, но оттого лишь более весомая. Клятва быть рядом, держать его, когда тьма пытается поглотить.

Виктор закрыл глаза. На этот раз — впервые за долгое время — без страха.

Глава 39

Новый год прошёл так, будто мир в их доме стал мягче. Хрупкое перемирие, заключенное в разгромленном кабинете, держалось на честности и нежности, которую они оба боялись признать. Но жизнь быстро вернулась к привычному — к делам, к встречам, к бесконечным танцам между криминалом и бизнесом, где каждый шаг был выверен, а цена ошибки измерялась жизнями.

После выяснения всех обстоятельств, Виктор действительно под надзором своей будущей жены отправился к врачу. Он ненавидел это, ненавидел ощущение слабости, но присутствие Валерии, её непоколебимая вера в него, была сильнее его гордости. Когда пришло предложение лечь в клинику, Валерия угрожала врачу так, что даже сам Виктор был в приятном ахуе. Она не просто защищала его, она билась за него, как за своё самое ценное сокровище. Никто так за него кроме семьи не бился.

Они стали выполнять упражнения, работать над контролем. Вспышки стали реже, пусть этот процесс оказался и не быстрым. Но по крайней мере, Виктор больше не терялся. Его Змейка была с ним. Рядом. И ему действительно стало легче.

День выдался тяжёлым. Таким, после которого у Валерии начинало ныть сердце от усталости и цинизма мира, а у Виктора — скулы от сдерживаемой злости. Они едва успели вернуться домой, сбросить официальные костюмы и принять душ.

Но сейчас они лежали в его спальне, обеими телами утонув в огромной кровати. Тёмное дерево стен, мягкий приглушённый свет ночников, тёплое одеяло — всё вокруг будто говорило им: вы дома, хотя они оба боялись это признать, боялись поверить в это хрупкое, выстраданное счастье.

Виктор лежал на спине, закладывая руки под голову, его тело было напряжено, но не агрессивно. Валерия — на боку, тёплым бедром касаясь его, их ноги переплетались. Это было их привычное положение, их тихая гавань.

Они обсуждали завтрашний день, и эта обыденность была самым ценным, что у них было.

— Надо заехать в супермаркет, — пробормотал Виктор устало, его голос был низким и хриплым. — У нас закончился нормальный кофе.

— И соль, — добавила она, её голос звучал так же буднично. — Селина вчера опять сожгла пасту.

— Не напоминай, — Виктор поморщился, вспоминая едкий запах гари. — Я думал, дом вспыхнет к чертям.

Пара секунд тишины. Спокойной. Мирной. Тишины, которую они научились ценить.

И вдруг Валерия выдала, не меняя тона, словно продолжала список покупок:

— Этого придурка надо убить.

Он медленно повернул к ней голову, его глаза приоткрылись.

— Кого?

— Того, который сегодня пытался обмануть нас на поставках.

— Мы минуту назад обсуждали кофе, — заметил Виктор, в его голосе проскочила тень улыбки.

— И? — Валерия пожала плечами, не видя противоречия.

Он улыбнулся уголком губ. Бог ты мой… она всегда была сама собой. Бесстрашная. Циничная. Опасная. Его. И он не хотел, чтобы она менялась.

Виктор протянул руку, отбрасывая выбившуюся прядь волос с её лица. Но она неожиданно поймала его пальцы — легко, почти небрежно — и приложила к своей щеке.

Её взгляд стал мягче. Усталый. Настоящий. Без маски.

— Ты сегодня сгорел, — прошептала она, имея в виду, как много сил он потратил на сдерживание себя.

— День был…

— Мерзотный. Я знаю, — закончила она за него, понимая всё без слов.

Она повернулась к нему ближе — так близко, что её колено упёрлось в его бок, и он почувствовал тепло её тела. И прежде чем Виктор успел что-либо сказать, Валерия тихо, неуверенно, почти робко коснулась его губ. Это был не их обычный поцелуй — не дерзкий, не злой, не соревнующийся. Этот был… тёплый. Почти домашний. Почти бережный. Поцелуй-спасение. Он ответил мгновенно, как будто его сердце только этого и ждало. Пальцы легли ей на поясницу, притягивая ближе. Она выдохнула — тихо, дрогнув, от неожиданной нежности.

И вдруг, когда они оторвались друг от друга, она уткнулась своим лбом в его.

Закрыла глаза.

Виктор почувствовал, как дрожат её ресницы.

— Змейка?.. — прошептал он, вбирая в себя её дыхание, не понимая, что происходит.

Валерия погладила его щёку — большим пальцем, таким лёгким движением, будто боялась спугнуть собственные чувства, будто это было самое хрупкое, что она когда-либо делала.

И сказала. Тихо. Хрипло. Устало. И абсолютно честно, сбросив с себя все доспехи.

— Я люблю тебя.

Как будто это признание вырвали из самого её сердца, словно она не могла больше его сдерживать.

Виктор замер.

Весь мир замер.

Его дыхание сорвалось.

Пальцы застыли на её талии, он забыл, как держать её. Мужчина смотрел в неё — как в огонь, как в дом, как в спасение, которое он не смел просить.

— Повтори… — едва слышно попросил он, его голос был полон недоверия и надежды. — Пожалуйста.

Она приподняла глаза, в них не было ни тени насмешки, ни дерзости, только чистая, измученная любовь.

— Я… люблю тебя, Виктор.

На мгновение он просто не мог вдохнуть. Он чувствовал, как внутри него рушится последняя стена, которую он возводил годами, чтобы защититься от боли.

Потом он обнял её так крепко, будто боялся, что она растворится в воздухе, что это был лишь сон, вызванный усталостью.

— Боже… девочка моя… — сказал он почти неслышно, целуя её висок, её