Хрустальная ложь - М. Эль

запретом. Клан спалит нас, если мы начнём светиться. Штатам повезло — независимого пространства больше, людей больше, чем их глаз. Но правила прежние: не задерживаемся, не оставляем следов. Три дня на месте — и в дорогу. Без банков, без карт, только наличные и закладки.

Лука поднял бровь:

— Почти как в старые времена.

— Только теперь против нас не только полиция и конкуренты, — поправила она. — Наши — самые опасные.

Рен рассмеялся, но смех в его голосе был хрипловатым:

— У Андрес талант — добивать тех, кто напоминает им самих.

— Я упрямая, как мать, — ответила она и не скрывала гордости. — И потому ушла.

Девушка подошла к зеркалу у стены, сняла парик и поправила волосы за ухом, словно примеряя роль. Диего присвистнул:

— Вы — идеальны. Только в глазах у вас огонь, а у достопочтенной Ксандер — был другой свет.

— Ещё не знаете, какой ценой этот огонь достаётся, — усмехнулась она в ответ, и в этом усмешке был весь багаж потерь и приобретений.

— Госпожа, при всем уважении. Но главы вас не тронут. Они не тронут своего ребенка.

Девушка поджала губы, понимая, что это так. Она прикрыла глаза и ответила. — Тронуть не тронут, а вот посадить под замок… ой запросто.

Диего хмыкнул. — Как вас сейчас величать?

— Лилит.

Девушка выложила на стол карту штатов, помечая красными точками возможные безопасные хабы: укромные портовые городки, маленькие горные деревушки, районы с высокой плотностью туристов, где чужое лицо теряется в массе. План был прост и жесток:

— двигаться партиями, не собираться группой более четырёх человек в публичных местах;

— сменять рутину каждые 48–72 часа;

— использовать только предоплаченные телефоны и горячие точки, закрытые VPN;

— деньги — только наличные, банковские переводы через доверенных посредников;

— заранее подготовленные пути отхода и тайники на случай немедленного отхода;

— в случае угрозы — «разделение»: часть команды уходит на север, часть — на юг, чтобы уменьшить риски.

Каждое правило звучало как приговор и как обещание. Команда кивала; у всех были свои раны, свои страхи, но и та же решимость — не дать ей упасть.

Когда наступил сумрак, костёр в огороде уже догорал, и разговоры стали тише. Некоторые рассказывали истории о прошлом — о мелких ограблениях, удачных уходах, о том, как однажды пришлось прятаться от банд за пределами Неаполя. Другие молчали и смотрели на море, думая о тех, кто остался там, в другом мире.

Лилит стояла последней, держала в руках зажжённую сигарету, и смотрела на команду — на тех, кто выбрал идти с ней, невзирая на цену. Её сердце было каменным по привычке, но где-то в глубине оно билось не столько от страха, сколько от благодарности.

— Завтра в восемь выезжаем, — сказала она тихо. — Готовы?

— Как всегда, — ответил Диего. — За вас, госпожа.

Девушка кивнула и потянулась к пепельнице, туша очередной окурок. Ветер с моря разобрал её волосы и, казалось, пытался унести с собой остатки старой жизни.

Ночь была густой и медленной — как будто сама тянула время, чтобы дать им передышку, прежде чем бросить в новый поток бегства. В комнате едва горел одиннадцатый час — лампа над столом отбрасывала узкое оранжевое пятно на разложенную карту, и в этой кромке света были отмечены их маршруты: Сан-Диего, потом Лас-Вегас, затем Сиэтл. Бумага шуршала под пальцами, маркеры оставляли яркие полосы, а планшеты рядом показывали цифры, таймлайны и возможные укрытия. Каждый шаг был продуман до мелочей, каждая точка — связана с запасными выходами и тайниками.

Они сидели вокруг стола, лица в полумраке — усталые, но сосредоточенные. Кофе остыл в бумажных стаканчиках, рядом лежали пачки предоплаченных SIM-карт, портативные роутеры в плоских чехлах, наборы для смены внешности и минимальный запас наличных. Карты, распечатки маршрутов, распечатанные фотографии и расплывшиеся QR-коды — их язык ночи.

— Луиза передаст координаты и мониторит ситуацию с нашей стороны, — сказала Лилит, затушив сигарету в керамической пепельнице. Голос её был ровный, как метроном, но в нём слышалась тающая усталость. — Она узнает, где идёт поиск. Если мать или отец решат прилететь сюда — мы узнаем первыми.

Саль откинулся на спинку стула, его лицо было в тени, но жесты голоса выдали тревогу:

— Луиза рискует. Она не должна быть на виду. Любая накладка — и у нас проблемы.

— Я тоже рискую, — холодно ответила Лилит. — Я попросила её об этом. Без неё мы слепы.

Пальцы Лилит дрожали, когда она снова закурила. Тлеющий кончик сигареты отражал маленький свечной пламень

Диего смолк, прислонённый локтем к столу. Его взгляд был острым, как лезвие. Саль выдохнул:

— Госпожа, если вы передумаете… если решите вернуться — мы пойдём с вами. Куда вы — туда и мы.

Она посмотрела на Саля долго и тяжело. В её глазах не было желания романтизировать:

— Нет, Саль. Я не вернусь. Не сейчас. Не за такую цену.

Саль опустил глаза, но не отступил. Диего снова спросил, тихо и почти по-дружески:

— Даже ради него?

Слова висели в воздухе, как вызов. Лилит почувствовала, как мышцы шеи напряглись. Она медленно сжала сигарету до конца, фильтр потемнел.

— Кого — него? — переспросил Рен, впервые включаясь в разговор.

— Ты же знаешь, — сказал Диего, пожал плечами. — Того, кто остался в Нью-Йорке. Мы знаем о вас, Лери. Лу просветила.

Имя вырвалось, как будто нельзя было обойти молчанием: — Виктор Энгель… — выдохнула она, и в голосе прозвучало что-то большее, чем раздражение. — Он не должен знать. Ни о моих маршрутах, ни о людях рядом со мной.

— Почему? — спросил Рен, глаза его искрились от любопытства, но тон был серьёзен.

— Потому что, если он окажется между мной и моей семьёй, — ответила Лилит, и голос её стал твёрдым, — клан Андрес сотрёт всё, к чему он прикоснётся. Я не позволю, чтобы и его они коснулись. Я не позволю, чтобы он стал инструментом разрыва. Это не игра, это — выбор жизни или смерти. Никто его не тронет.

Разговор на мгновение затих. Ветер трепал занавески, и в кромке окна блеснула луна, холодная и отстранённая. Пахло солью и табаком; где-то вдалеке гнал машины грузовик и лай собак.

— Всё равно ты скучаешь, — мягко сказал Лука, почти невинно. Его слова не были упрёком — скорее простым наблюдением.

Она горько усмехнулась, взгляд её упёрся в пятно света на карте:

— Скучать — это роскошь, Лука. У меня новая валюта — свобода. Я научилась тратить чувства экономно. Все по новой.

Ночь уже глубоко опустилась, когда она вышла на воздух. Песок под ногами был холодным от лунного света; океан