Семнадцатый - Эмилия Вон

дней, а след от синяка все еще красовался на ее щеке всеми оттенками радуги. – Хватит плакать, черт возьми! Хватит! Мужчины не плачут и не просят о помощи! Ты должен уметь сам справляться со своими проблемами, а не ныть при первой же возможности! Мужчинам не бывает больно, это ясно? Слезы и слабость свойственны девчонкам! Или ты девчонка, а?

Он наклонился ко мне практически вплотную, нависнув надо мной, и теперь запах алкоголя стал еще сильнее, и меня затошнило. Он тряс меня за плечи, сжимая их так, что я чувствовал, как его пальцы проникли в мою кожу под ключицами. Это до ужаса пугало меня, поэтому я кивнул, все еще не открывая глаз и боясь встретиться с ним взглядом.

Мне страшно. Очень-очень страшно.

Что если папа снова ударит меня, но на этот раз это будет не горячая сковородка по рукам, а мои ноги? Тогда это будет означать конец. Никакого футбола. Никакого шанса уехать отсюда и спастись от монстра в нашем доме.

В тот день я вырос на несколько лет и перестал быть ребенком.

Я научился не плакать и быть полностью самостоятельным во всем, потому что внутренние установки и страхи, заложенные в детстве, мешали мне принимать помощь и близость от людей, готовых протянуть мне руку. Невольно я становился похожим на своего отца, который вложил в меня эти страхи и убеждения. И я сделал то же самое, что сделал он с моей матерью.

Когда Рикардо оказался погребен под обломками разрушенного им мира, моя мама была той, кто протянул ему руку помощи и не отходила от него ни на шаг, несмотря ни на что. Она любила его, любила ту версию своего мужа, которой он когда-то был, и, несмотря на его грубость и жестокость, решила оставаться рядом с ним, в то время как Рикардо предпочел остаться среди руин, вместо того чтобы быть спасенным. Любовь к моему отцу погубила мою мать, втянув ее и всех нас в бездну страданий и боли.

Мне не хотелось быть похожим на своего отца. Я не желал для Селены судьбы, схожей с судьбой моей матери. Но, когда я пожалел о сказанных словах и бросился вслед за Селеной, случайно подслушав ее разговор с Уиллом, я осознал, что уже шел по этому пути.

«…Диего должен помочь себе сам, а самое главное – он должен захотеть быть спасенным, иначе погубит не только себя. Он и меня потянет за собой».

Одна только мысль о том, что мы с Селеной можем повторить судьбу моих родителей, вызывала во мне отвращение. И я точно знал, что не хочу подвергать Селену тем испытаниям, которые перенесла моя мать, пытаясь спасти любимого человека от самого себя.

Осознание всего произошедшего, осознание совершенных мною ошибок обрушилось на меня, когда я услышал, как отчаяние, страдание и поражение звучат в голосе Селены. Моя обида, мои капризы, мой гнев – все это показалось такими мелочами перед лицом нашей общей боли. Я понял, что стал жертвой собственных страхов, страхов оказаться несовершенным, не таким, каким меня всегда хотел видеть отец. Я пытался доказать себе и всему миру, что могу справиться сам, даже когда моя душа кричала о помощи. Но я не справился и потерпел неудачу.

Я облажался. Чертовски облажался.

Приняв свое поражение, я собирался броситься к ногам Селены и просить у нее прощения, но прежде чем явиться к ней с извинениями, мне нужно было попросить прощения у того маленького мальчика, которому приходилось подавлять все свои чувства и эмоции, потому что ему внушили, что чувства – это удел девушек, а проявление слез, страха и слабости – признак ничтожности. Мне нужно было объяснить ему, что слабость – это не порок и не добродетель, это естественное состояние каждого живого существа, как страх и любые другие эмоции, а просить о помощи и принимать ее – нормально.

Этот перерыв был необходим нам обоим: мне, чтобы разобраться в себе и в этом смешанном коктейле чувств – сожаления, вины, гнева, обиды и раскаяния, а Селене – чтобы все обдумать и решить, примет ли она мои извинения и вернется ли ко мне. На этот раз навсегда.

И как бы я ни гордился и ни уважал выбор Селены в пользу самой себя, я надеялся, что она не прогонит меня, хлопнув дверью перед моим носом.

– Диего, ты со мной? – Голос Габриэлы вернул меня к реальности. Я выпрямился в кресле, стараясь не зацепить ногой что-нибудь, и, положив руки на подлокотники, обратился к своему психотерапевту, которого Селена, вероятно, предложила бы заменить на сеансы работы с тестом, и ответил на ее предыдущий вопрос:

– Да, думаю, пришло время.

***

Больше я не мог находиться в доме, где тишина стала хозяйкой, а не временной гостьей. Каждый уголок напоминал о наших счастливых днях вместе. Тишина стала моим единственным спутником, и даже она была невыносимой. Каждая минута, проведенная в одиночестве, приближала меня к безумию.

Я был в порядке, насколько это вообще возможно. Ежедневная физиотерапия с профессионалами и врачами команды помогала восстановиться физически, а благодаря терапии у Габриэлы, рекомендованной тренером Марони, я стал менее раздражительным и начал разбираться в себе. Я был на пути к исцелению, но отчаянно скучал по Селене. Черт, даже лай Чапи пришелся бы мне по вкусу, лишь бы не слышать эту звенящую тишину дома.

Все вокруг было пустым и холодным, словно моя душа покинула тело. Каждое утро начиналось с мысли о том, что нужно увидеть ее, почувствовать тепло ее рук и услышать звук ее голоса. Мне хотелось встречать утро с ее смехом и шутками, днем наслаждаться ее стряпней и разговорами обо всем и ни о чем, вечера проводить за просмотром телевизора, а ночи завершать в постели и объятиях друг друга.

Аромат ее парфюма все еще витал в воздухе и пропитывал ее подушку, которую я не выпускал из рук. Если спросить Лукаса, который вместе с остальными практически ежедневно навещали меня, я превратился в героиню из вампирской саги, брошенную парнем-вампиром и впавшую в депрессию на несколько месяцев.

Чтобы это ни значило, это брехня.

У меня не было депрессии, и я выходил из дома. Да, это были тренировки и домашние матчи команды, но это же лучше, чем ничего, правда?

Не желая больше находиться вдали от нее, я взял ключи от машины и собрался поехать за своей девочкой, но, когда открыл дверь, на пороге меня встретил тот, кого я