Лоренца дочь Великолепного - Ева Арк

снял шлем, девушка убедилась в несомненном сходстве с ним Асканио. Только выражение лица Просперо было суровым. Поздоровавшись с гостями, князь затем приказал сыну выйти, после чего обратился к д’Эворту на французском языке:

– В общих чертах Асканио рассказал мне о ваших приключениях, мессир Даниель. Одно мне непонятно: почему Вы не отослали его назад в Рим?

Д’Эворт переглянулся с донной Аврелией:

– Я пытался, сеньор. Но Ваш сын влюбился в мадемуазель де Нери…

Просперо повернулся к девушке:

– Значит это Вы – его Прекрасная Дама?

– Я хочу попросить прощение у Вашей Светлости за то, что невольно способствовала бегству Вашего сына, – поспешно произнесла дочь Великолепного.

Взгляд Колонна немного смягчился:

– Признаюсь Вам, донна Лоренца, что когда в Риме я узнал от жены о бегстве Асканио, то был очень рассержен. Но теперь, увидев Вас, вспомнил, как, будучи чуть старше его, встретил одну Прекрасную Даму, которой имел счастье оказать услугу. Звали её донна Мария де Риччи, графиня де Сольё.

– Княгиня Колонна рассказывала мне, как кардинал Борджиа похитил мою крёстную, а Вы её спасли…

– Я всего лишь отплатил донне Марии за то, что она уговорила Вирджинию выйти за меня замуж.

– Она родила Вам прекрасного сына. Прошу Вас, не наказывайте его!

Просперо покачал головой:

– Асканио беспокоил меня ещё до своего побега. Ведь он – наш с княгиней первенец и, мне кажется, мы разбаловали его. Вдобавок, несмотря на свой юный возраст, он очень влюбчив, что, вероятно, у него от деда.

– У Вашего сына доброе сердце.

– К сожалению, в наше время это скорее недостаток, – князь вздохнул. – Однако я заметил, что знакомство с Вами, донна Лоренца, пошло ему на пользу: Асканио заметно возмужал.

Когда Просперо снова позвал сына, девушка сказала мальчику:

– Вы должны вернуться домой. Ваш отец сделает из Вас настоящего воина. А я освобождаю Вас от клятвы. Со временем Вы выберете себе другую госпожу.

– Вы всегда будете моей «мысленной» Дамой, – тихо ответил сын Вирджинии.

Затем князь пожелал поговорить наедине с д’Эвортом. В ожидании его, Лоренца болтала возле палатки с донной Аврелией и Асканио, когда к ним неожиданно подъехал всадник на белой лошади, в котором девушка узнала барона де Монбара.

– Добрый день, сударыня! – приветствовал он вдову своим немного хрипловатым голосом. – Вы позволите мне поговорить с Вашей племянницей?

– Боюсь, что это не совсем удобно, сеньор…

– В таком случае, я обойдусь без Вашего разрешения.

– Надеюсь, Вы снова не изменили своего имени, мадемуазель де Нери? – спросил Монбар у Лоренцы.

– Нет, сеньор. Отныне я буду называться только так.

Впервые насмешливый тон капитана нисколько не задел Лоренцу. Скорее, наоборот, она поймала себя на мысли, что рада видеть его.

– Я наслышан о Ваших деяниях в Новаре, – продолжал Монбар.

– Наверно, от мессира де Сольё.

– Не только, – барон загадочно прищурился. – Кстати, какие отношения у Вас сейчас с ним?

– После Новары мы стали как брат и сестра.

– Неужели Вы больше не любите его?

– Люблю, но как брата.

– Понимаю, теперь, когда появился другой, Сольё стал Вам неинтересен.

С недоумением посмотрев на капитана, Лоренца после паузы произнесла:

– Вероятно, Ваше пребывание в Неаполе, сеньор, было более приятным.

– Сказать по правде, я там не был, потому что король назначил меня комендантом одной крепости возле Неаполя, и, пока другие развлекались, я умирал от скуки. Зато не подхватил ужасную болезнь, которой неаполитанки заразили многих бывших там, и, которая, говорят, была у них в плоти. Из-за чего наш государь и поспешил покинуть Неаполь, назначив вице-королём монсеньора Жильбера де Монпасье.

– Я вижу, у Вас что-то неладное с рукой…

Монбар, поморщившись, прикоснулся к своему правому плечу:

– Меня ранили в плечо шестого июля, когда венецианцы напали на нас под Форну. После ожесточённых боёв нам удалось прорваться, но король потерял почти всю свою добычу: ковры, картины, мебель, драгоценности. Зато неприятель, напуганный «фурией франчезе», как говорят итальянцы, больше не пытался нападать на нас.

– Позвольте мне осмотреть Ваше плечо.

– В этом нет нужды. Лекарь сказал мне, что пуля прошла насквозь, задев сухожилие. Поэтому, судя по всему, это мой последний поход.

– Возможно, он и прав. Однако в Новаре мне приходилось лечить такие раны.

– Вот как? А я слышал, что герцог Орлеанский не получил ни единой царапины, только слегка похудел.

– Но причём здесь принц? – удивилась Лоренца.

Барон бросил на неё недоверчивый взгляд.

– А Вы не догадываетесь?

– Нет, – девушка пожала плечами, – надеюсь, Вы мне объясните.

– Перестаньте притворяться, – грубо оборвал её Монбар, – ведь это уже ни для кого не тайна!

– Я не понимаю, о чём Вы говорите.

– Прошу Вас, перестаньте оскорблять Лоренцу, сеньор! – вмешалась донна Аврелия. – Иначе я пожалуюсь герцогу Орлеанскому!

– Неужели это оскорбление – называть вещи своими именами?

– Объясните, наконец, свои намёки!

– Вы сами сейчас подтвердили, что Ваша племянница – любовница герцога Орлеанского!

Вдова и Лоренца изумлённо переглянулись и поэтому не увидели, как презрение в глазах Монбара сменилось болью. Когда через минуту из палатки вышел Даниель, капитан уже уехал.

Покачиваясь в тон плавному ходу носилок, Лоренца задавала себе один и тот же вопрос: почему почти каждая её встреча с Монбаром заканчивалась ссорой? Неужели они никогда не поймут друг друга?

Прозрение

Как ни странно, разговор с Монбаром словно придал Лоренце сил. И когда двадцать первого октября армия короля выступила во Францию, девушка села на лошадь, уступив носилки донне Аврелии. На её муле ехала Катрин, а на том, что подарил принц в придачу к лошади, Камилла. Они с Клодом обвенчались перед отъездом из Новары, попросив Даниеля и Лоренцу быть их свидетелями. На венчании также присутствовал отец Камиллы, приехавший из деревни.

Хотя д’Эворт держал всегда наготове свою пищаль, имя герцога Орлеанского надёжно защищало их в пути. Сольё тоже проявлял заботу о Лоренце и донне Аврелии, а Коммин занял денег Даниелю. Что же касается Монбара, то он не показывался девушке на глаза до самого Лиона, куда без всяких происшествий они прибыли седьмого ноября.