Четверть часа на супружеский долг - Мария Дмитриевна Берестова

Ей, конечно, пришлось для этого перейти на родной язык; краем глаза она заметила, как поморщились окружающие. Воодушевление её оставило; она знала, что дело будет сложным, но не ожидала — что настолько.

— У нас нет такой развёрнутой системы застольного этикета, — принялся отвечать Атьен, игнорируя недружелюбную атмосферу за столом — он и не ждал иного, но считал, что его людям следует привыкать к присутствию Диэри. — Совершенно точно, мы не используем три разных типа вилок для разных блюд, — со смешком поделился он, и Диэри тоже улыбнулась, показывая, что считает такие сложности в самом деле нелепыми. — У нас принято соблюдать аккуратность и чистоту, вести себя прилично — но не более.

Его поддержка вновь ободрила Диэри, словно нежные дождевые капли мягко легли на обожжённое сердце, и она решила попробовать ещё раз. Оглядев стол из-под ресниц, она выбрала парня, который показался ей моложе других — им оказался Брендан — и с улыбкой поведала, ловя его взгляд:

— Ах, ниийский дворцовый этикет — это в самом деле беда! Меня в детстве привязывали шарфом за шею к стулу, чтобы не сутулилась, представляете?

Стремление Диэри к контакту явно не нашло у Брендана сочувствия, однако, хмуро зыркнув на Атьена — мол, посмотри, на какие жертвы приходится идти! — он скупо согласился:

— У нас такое варварство не в чести.

Сильно покраснев, Диэри опустила взгляд в свою тарелку. Погоняла по оливковой керамической поверхности кусочек мяса вилкой, пытаясь совладать с чувствами.

Она, конечно, хотела сделать комплимент Вера-Нессу и его традициям и показать, что есть в нём свои преимущества перед Ниией, но не ожидала такой колкости в ответ. И, хотя она буквально только что дала себе слово, что с Ниией её больше ничего не связывает, — злые слова Брендана ужалили её болезненно и остро.

Этикет всегда был незыблемой частью её жизни, его вдолбили, казалось, в самую её плоть и кровь, — в конце концов, она была принцессой! Да, иногда её воспитатели шли на довольно жёсткие меры — но назвать их варварством… в конце концов, осанка у неё теперь и впрямь была идеальная в любых условиях!

Занятая своими переживаниями Диэри пропустила обмен взглядами — усталую просьбу в глазах Атьена и досадливое раздражение Брендана.

Упрямо сжав зубы, Брендан отвернулся. Вот ещё! Не хватало ему как-то поддерживать проклятую ниийку! Ну уж нет, пусть Тьен сам с ней возится, раз решил!..

Яростно врезаясь ножом в кусок мяса, он пытался убедить себя, что ему примерещилось — отчаяние за приподнятым тоном, которым Атьен взялся рассказывать, как пытался спешно ознакомиться с ниийским этикетом перед свадьбой; что ему померещилось — что в глазах мерзкой ниийки блеснули слёзы; что ему померещилось — с каким недовольством и обидой глядят товарищи на Атьена…

Ниийка была врагом, а он не обязан любезничать с врагами.

Хуже того — она была сестрой того монстра, который привёл на их земли войну. Сестра монстра, из-за которого он потерял лучшего друга.

Родной — навсегда умолкнувший — голос звучал в голове как настоящий.

Сжав вилку, Брендан выругался про себя и снова бегло взглянул на Атьена — усталый взгляд, горестно изломанные брови… Младший брат — всё, что осталось от его лучшего друга. Проклятье!

«Что бы там ни было, это теперь жена Тьена», — напомнил себе Брендан.

Сердце заныло возмущением и протестом. Эта не могла быть женой Тьена! Эта не могла быть частью их!

Кусок не лез в горло.

Он, должно быть, единственный, кто понимал, зачем Атьен её теперь приволок — и насколько ему сейчас нужна поддержка.

Проиграв в борьбе с самим собой, Брендан вмешался в разговор:

— По правде сказать, — обратился он к Диэри, — у нас есть одна интересная примета.

В поднятом на него взгляде на миг мелькнула надежда, почти тут же сменившаяся хмурой настороженностью: она не ждала от него теперь ничего хорошего.

Щёку сверлил напряжённый взгляд Атьена.

«Господь Всемогущий! — посетовал внутри себя Брендан. — Я же сам ему говорил, что девчонка не в ответе за них !»

Почерпнув мужества в этом соображении, он сделал над собой усилие и улыбнулся — почти без искусственности.

— У нас не принято просить передать соль, — объяснил он Диэри, сам удивляясь тому, как непривычно мягко звучит его голос. — Считается, что так ты примешь от человека его проблемы и неприятности.

Не найдя в его словах нового подвоха или оскорбления, ниийка рассиялась ответной улыбкой.

— Благодарю вас, Брендан! — звонко ответила она на веранесском, немного сбившись в середине фразы.

Тот криво усмехнулся и опустил взгляд, успев, впрочем, заметить, как Атьен одними губами проартикулировал: «Спасибо».

Глава восьмая

Огнится через пепел душеболь,

Так горяча и иглоносна столь!

Маленький успех с Бренданом не переломил хода трапезы — разве что и ему теперь досталось несколько хмурых и тяжёлых взглядов.

Опустив ресницы, Диэри мучилась лишь одним вопросом: почему, почему они не дадут ей хотя бы одного шанса? Разве хоть что-то зависело от неё? Разве не была она всего лишь жертвой обстоятельств и интриг? Разве не заслужила она права доказать, что её можно уважать?

Слёзы всё решительнее подступали к глазам, и удержать их не помогали никакие молитвы.

— Признаться честно, я очень устала с дороги, — тихо обратилась она к Атьену, не осмеливаясь теперь взглянуть и на него, потому что была уверена, что не сумеет скрыть этих дрожащих уже в уголках глаз слезинок. — С вашего позволения…

Она встала, не дожидаясь этого самого позволения, и совершенно невежливо не ответила на его слова — кажется, пожелания доброй ночи. Все усилия её воли ушли на то, чтобы ровным шагом дойти до двери.

Злые, острые взгляды жгли её спину, впивались в кости, доходили отравленными иглами до сердца.

Дыша размеренно и спокойно, она заставила себя выдержать ровный и медленный шаг, и вышла с ровной спиной и гордо поднятой головой.

Её уход не изменил тяжёлую атмосферу в комнате, только ледяные взгляды направлены теперь были не на неё, а на Атьена и Брендана. Последний так стиснул зубы, что в висках заныло. Всё в нём кричало, что эта девчонка — враг, что само её присутствие здесь — оскорбление памяти павших. Но рядом с ним сидел Атьен. И если позволить ненависти выжечь и