Тысяча и одна тайна парижских ночей - Арсен Гуссе

«Где и у кого деньги?» – спросили бы у него.

Он ответил бы, что деньги в руках всех, но никто не имеет их. Деньги проходят через все руки: это-то и удивительно.

Философ мог бы сказать: необходим гений, чтобы написать книгу, картину, изваять статую, открыть пар или электричество, найти звезду или кантатрису, но нужно обладать несравненно бо́льшим гением, чтобы жить в Париже – бедно или богато.

Если найдется народ, который не копит богатства, так это парижане; я не говорю о лавочнике, фабрикующем вино, о банкире, ссужающем деньги, о всех тех, которые недостойны быть парижанами. Я говорю о тех, которые летят на всех парах страстей; которые славны своим происхождением или приобрели известность в литературе, искусствах; которые метят быть или были министрами; которые уже побывали на политическом пьедестале; которые гоняют лошадей и гоняются за женщинами. Я не знаю ни одного богатого человека, который не издерживал бы больше того, что получает.

А день ликвидации? В этот день бывает то же, что бывает на бирже: одни платят, другие не платят.

Но ликвидация не повторяется каждые две недели, как на бирже; человек, уразумевший дух парижской жизни, переносит долги из одного года в другой, питая постоянную надежду, что игра жизни станет наконец ему благоприятствовать.

Если он не выиграет ставки, то, по крайней мере, выиграет время; ему нет надобности до того, что будет не на что похоронить его; от наследства не откажутся, с условием платить лишь те долги, которые не превышают стоимости наследственного имущества.

С этим условием принимаются все парижские наследства.

Как, вы хотите уверить меня, что нечего есть этому милому кавалеру, который ежедневно курит трабукос и каждое утро ездит в лес на кровной лошади в пять тысяч франков?

На нынешний день у него еще хватит средств; быть может, случай даст ему возможность прожить завтра, и если он умен, то приобретет кредит и задолжает наконец сто тысяч франков, что уже есть общественное положение.

А разве этот пресловутый журналист, благородный джентльмен, который окружил жену роскошью, задает пиры, имеет великолепный отель, неужели не приобретает того, что издерживает?

Нет, потому что лучшая часть его жизни посвящена сыновнему делу: они не хотели принять наследства от отца-волокиты, разорившегося на опасные приключения; и здесь опять нельзя подвести баланс.

А этот герцог, имеющий замок и отель, поземельную собственность и ренту? Не думаете ли уверить меня, что он не сводит концов?

Нет, потому что замок и отель, а главное дети, стоят дорого; у него сто тысяч ливров годового дохода, но он издерживает вдвое, сдерживая себя изо всех сил до того времени, когда сделается министром и будет играть на бирже.

Неужели нет ничего у этого представителя народа, восстающего против синекур, против жалованья за общественные должности?

Нет, потому что он истратил все, добиваясь звания представителя народа; он заложил свои фермы и, занимаясь теперь общественным благом, упускает из виду личное благосостояние; в конце сессии явятся кредиторы, а у него не окажется достаточно денег, чтобы быть снова выбранным.

А этот банкир, ворочающий миллионами?

Да, он ворочает миллионами на бумаге; правда, у него есть отель, прислуга, любовницы; он ездит по пятницам в Оперу, а по воскресеньям на скачки; в Опере он говорит громко, на скачках держит большие пари; если угодно, он уступит вам акции, касса его открыта, но только для приема денег…

Я мог бы представить бесконечный ряд портретов, но все они похожи в известном отношении один на другой; спуститесь ниже, еще ниже, и всюду увидите вы одни и те же средства к жизни. Не думаете ли вы, что студент живет в Париже на те деньги, которые ему высылают родные из провинции; что философ обладает настолько философией, что сводит концы с концами? Это роковой закон; все живут изо дня в день – и все рассчитывают на завтра.

А на послезавтра?

Зачем загадывать так далеко?

Американцы, наши теперешние наставники, обучают нас искусству копить богатство посредством таланта к делам; мы довольствуемся обладанием таланта к жизни.

В сущности, Париж населен одними бедняками. Каждый богач есть нищий, но утешительно то, что каждый бедняк богат.

Но не имеющие наличных денег воображают, что счастье состоит в приобретении, а не в трате, и потому стремятся изо всех сил добыть наличные деньги. Называют ворами по профессии тех, которые сделали себе ремесло из воровства и не отвечают за то перед судом, например, тех, которые берут патент на продажу фабрикованного вина или отбеленного хлеба. Эти виды торговли так прибыльны, что можно обогатиться, продав лавку поддельного товара.

Говорили Маривó: «Бедность не порок». – «Хуже порока», – отвечал он.

Вольтер спросил одного нищего, будет ли он счастлив, имея состояние. «О Боже мой! Я не несчастен, но хотел бы иметь богатство для того, чтобы мне желали благоденствия, когда я чихну».

У каждого свой идеал. К несчастью, в XIX веке слишком много людей хотят, чтобы им желали благоденствия. Они требуют не права на работу, а права на деньги, «чужие деньги».

– Правда, – сказал я маркизу, – но вы не говорите о тех, которые трудятся даром, о мучениках долга и науки…

– Вы еще верите в существование людей, трудящихся для человечества?

Куда бы вы ни обратили взгляды, везде видите вы безнаказанность; и притом не у одних банкиров и биржевиков, у хлебных и винных торговцев, у слуги государства и у слуги ближнего, у мужа, обманывающего жену, и у жены, обманывающей мужа.

Вот люди науки; одни открывают никогда не существовавшие звезды, другие спасают больных, которых никогда не видели в глаза. Обратимся на минуту к врачам; вот один из них собрал, точно на конгресс, всех своих учеников. Он уже делал чудеса, но теперь хочет превзойти себя: ему попался простак с брюхом циклопа. Великий врач поклялся, что снимет это брюхо как рукой; простак совершенно здоров, но брюхо мучает его жену, он хочет быть ей приятным за ее подарки. Его усыпляют. «Смотрите, – говорит врач, – какая удивительная операция». Брюхо снято, все аплодируют и расходятся.

Простак спит. «Пусть его спит», – говорит врач остолбеневшей от изумления жене. Затем он бежит в медицинскую Академию и рассказывает, что сейчас совершил неслыханную операцию, которая удалась по какому-то чуду. Наука ликует.

А простак? Хорош вопрос – он не проснулся, но тем не менее операция вышла удачна.

Глава 13. Телеграмма

Истории всегда казались