Тысяча и одна тайна парижских ночей - Арсен Гуссе

Призвали Шармид, бывшую оперную фигурантку, долго состоявшую в услужении у белокурой Мессалины. Она быстро написала оба письма более аристократическим почерком, нежели почерк княгини.

Д’Армальяк остолбенела от удивления и просила княгиню позволить этой горничной писать иногда письма для нее.

Через час оба письма взволновали обоих влюбленных.

– Какое счастье! – говорил один. – Я был уверен в своем успехе! Нельзя долго сопротивляться мне. Я люблю княгинь и не хочу связываться с неровнями, которых предоставляю желающим; мне же под стать только знатные дамы. – И маркиз Кормелль от радости подпрыгнул на одной ножке.

– Что-то таинственно, – говорил другой, – считать ли это письмо объяснением в любви или объявлением войны? Приглашением на вальс или ловушкой? – так рассуждал граф Вожур; он не хвастался, зная, что случай прихотлив, и не доверял нежностям княгини, зная ее искусство дурачить.

Маркиз Кормелль решил остаться в этот же вечер, выждав отъезда всех гостей. Граф Вожур, боявшийся оков, счел за лучшее ждать завтрашнего дня, во-первых, потому, чтобы не показаться торопливым, во-вторых, потому, что он любил небрежность туалета и ума.

Глава 3. Продолжение

Итак, вечером, когда все разъехались от княгини, маркиз Кормелль вышел в переднюю, как будто собирался также уехать, но вернулся под тем предлогом, что забыл шляпу. Княгиня не удивилась его возвращению.

– Вы забыли проститься со мной, – сказала она ему.

Он рассыпался в пошлых любезностях вроде следующей:

– Я забыл свое сердце и вернулся спросить, не нашли ли вы его?

– О, его, быть может, найдут завтра утром вместе другими вещами, когда станут подметать пол.

Разговор продолжался пять минут в этом тоне.

Наконец маркиз решился повысить тон и сказал княгине, что, прочитав и осыпав поцелуями ее письмо, он лишился рассудка и живет лишь одной мыслью: броситься к ее ногам.

И маркиз сопровождал действием последние слова; но княгиня была неумолима в своей насмешливости.

– Не прикажете ли мне поднять вас? – спросила она.

– Да, поднять в свои объятия.

– И не мечтайте об этом, любезнейший маркиз.

– Если бы вы знали, как я вас люблю.

– Старая песня; уж не хотите ли разыграть роль тенора?

– Я разыграю все, что вам угодно.

– Сыграйте же «Allez vous-en, gens de la noce!» [102] Подумайте, уже два часа ночи, а я не люблю дуэтов в это позднее время.

Княгиня встала, оставив маркиза коленопреклоненным.

Перед женщиной становятся на колени с условием держать ее руки, чтобы встать в то время, когда она встанет; в противном случае играют смешную роль.

Маркиз опоздал двумя секундами; он прибегнул к последнему средству и схватил руку княгини. Что же она сделала? Подвела его к камину, взяла его руку, опустила ее на колокольчик и таким образом позвонила. Вошел лакей.

– Скажите Шармид, что я ложусь спать. Прощайте, маркиз.

И княгиня оставила гостиную прежде, чем успел выйти лакей.

Маркиз понял, что дурно сыграл роль, и спрашивал себя, как же лучше.

Но тем не менее должен был уехать.

На другой день была очередь графа Вожура. Княгиня не хотела его принять, говоря через дверь, что еще спит.

– В таком случае, княгиня, позвольте мне баюкать вас, – сказал граф.

Княгиня вышла в гостиную. Завязался разговор, в котором собеседники в равной мере выказали свой ум и насмешливость.

Со времени своего приключения с фавном княгиня смеялась над влюбленными и считала себя вне опасности, потому что ее оружием был смех, который обезоруживает самых смелых. Но граф Вожур в равной мере с нею владел насмешкой. Фавн очаровал ее своей притворной холодностью, граф – своим остроумием. Она не терпела сентиментальности; граф не разыгрывал ни Вертера, ни страстно влюбленного; он ловил минуты любви, не заботясь о следующем часе.

Княгиня слишком поздно заметила, что ей остается одно: забыть. Но вместе с тем она заметила, что никогда еще не встречала более любезного и очаровательного человека, чем граф Вожур.

Она приходила в восторг от его речей и умения пользоваться случаем. Когда граф простился, она поняла, что готова полюбить его, и хотя желала посмеяться над собой, но невольно спросила графа:

– Когда увидимся?

– Никогда.

– Я не знакома с этим словом.

– Напрасно. Не станем видеться, если хотите сохранить приятное воспоминание об этом потерянном часе. Что же касается меня, то я сохраню в своем сердце ваш образ и никогда не забуду вас.

Как видите, Вожур не был вечным поклонником.

– Любовь – гроза, – прибавил он, – воспоминание – радуга.

Граф уже был у дверей.

– Пустые фразы, – сказала княгиня, протягивая к нему руку. – Я не люблю вас сегодня, но полюблю завтра.

Глава 4. Финал

Граф Вожур приехал на другой, потом на третий день. Но князь, имевший припадки ревности, когда его злила Беспощадная, нашел, что граф ездит слишком часто. Этим он подлил масла в огонь: княгиня совершенно влюбилась.

Она выпросила у докторов предписание отправиться в Эмс, зная хорошо, что муж не поедет с ней в Германию. Граф Вожур также не хотел отправляться в Германию, но география – сговорчивая наука: она остановила княгиню в Швейцарии, уверяя, что там здоровый климат и что она должна ехать в Эмс через две недели единственно для того, чтобы получить письма от мужа и отвечать на них.

Развязка никогда не соответствует желанию; романтические особы бывают игрушкой случая и непредвиденных катастроф, и тогда развязка принимает трагический характер. Чаще всего торжествует буржуазная любовь; умирают для любви, то есть для страстей, которые составляют наслаждение и отчаяние души. Это обыкновенная история, но существуют мужчины и женщины, которые призывают грозу: это избранники любви. Княгиня не принадлежала к числу людей, умирающих в мире с сердцем.

Она, как и д’Армальяк, должна была прийти к какой-нибудь катастрофе. Эти удары судьбы не есть ли наказание неба? Вот что случилось с княгиней.

Без сомнения, она была сильно влюблена, иначе сказала бы обо всем Жанне; княгиня ограничилась тем, что объявила только о своем отъезде в Эмс. Жанна сожалела, что не может ехать с ней, но думала, что княгиню сопровождает муж.

Влюбленные совершили весьма приятное путешествие по Швейцарии, находя там снежные пустыни и уединенные места для прогулок.

Здесь в течение недели они забыли обо всем мире, как вдруг журналы разгласили финал их путешествия. Подобно всем путешественникам, влюбленные отправились на Риги, не потому, что хотели видеть более чистое небо, но потому, что все дороги были для них равны. Притом необходимо отметить в памяти свою страсть каким-нибудь поэтическим