Тысяча и одна тайна парижских ночей - Арсен Гуссе

соглашалась и на то, чтобы к ней питали любовь, но с условием не ставить любви в счет. Она глубоко ненавидела своих соперниц, но не любила друзей, даже в то время, когда друзья открывали ей свою душу.

После смерти мужа она имела много поклонников, потому что тратила много денег. Хотя она была прекрасна и хороша, ни один из богатых поклонников не вздумал обогатить ее, как это случается с другими мраморными красавицами, которые далеко не красивы.

Кроме того, она была неспособна, как выражалась, «дуреть»; все должны быть рабами ее кротости. Просьбы ее были приказаниями; она не могла покориться прихотям властелина. Она избирала поклонника, но не хотела, чтобы ее избирал поклонник; она находила, что в отношении мужа была ангелом терпения. Муж мог назваться счастливым человеком, если сравнить его с поклонниками Земного Ангела. Уже по этому можете судить о том счастье, какое она доставляла мужчинам.

Бедный Шарль Флерио был отомщен.

Хотя Земной Ангел была небогата, однако имела в месяц шесть-семь тысяч франков для прокормления лошадей и для расплаты за наряды; за все остальное платили ее поклонники. В течение двух лет она так нежно улыбалась домовладельцу, торговавшему углем и считавшему ее светской женщиной, что каждые три месяца получала от него квитанцию в получении квартирных денег, и говорила при этом, что он должен гордиться тем, что дает квартиру подобной ей женщине. Этот образ жизни, по всей вероятности, мог продолжаться неопределенно долгое время.

Но однажды утром Мари Леблан, проснувшись, увидела перед глазами тысячи искр.

Она ждала молодого художника, который обещал написать ее портрет.

– Я вижу только огненные розы, – сказала она, – мне будет нельзя позировать.

Она взяла маленькое зеркальце, лежавшее под подушкой в качестве стража ее красоты. Поглядевшись в него, она не увидела себя.

Пробуждение было ужасно. Она спрыгнула с постели, позвонила, подбежала к окну, подняла занавес, вернулась к зеркальцу, но, как ни смотрела, увидела только белое и рыжее пятна, бывшие неопределенным отражением батистовой сорочки и волос, которым придали золотистый цвет посредством волшебных красок.

Вошла горничная.

– Виргиния, – закричала ей Земной Ангел, – скажите, что со мной; как ни смотрю, ничего не вижу!

– Быть может, вы слишком много пили шампанского?

– Вы с ума сошли! Я съела только несколько ягод винограда и ничего не пила.

– В ваших глазах не заметно ничего.

– Но ослепнуть – ужасная вещь.

– Я сейчас принесу розовой воды.

– Прикажите кухарке сходить за моим доктором.

В доме поднялась тревога. Земной Ангел кричала и приходила в отчаяние; она не отходила от зеркала, желая увидеть себя и придумывая объяснение своему недугу.

В эту минуту вошел художник.

– Ну, мы вас нарисуем в этом наряде; вы так хороши в туфлях!

Мари Леблан даже позабыла о своем костюме.

– Ах, мой друг, я в отчаянии.

– От чего?

– Я ослепла.

– Полноте, разве можно лишиться столь прекрасных глаз!

Виргиния принесла розовой воды и стала примачивать глаза своей хозяйки.

– Ничего не вижу! – сказала Земной Ангел, топая ногой. – Не мщение ли это Жанны д’Армальяк?

Но напрасно старалась она припомнить. Уже давно не встречалась ей Жанна; как же могла последняя мстить ей?

Земной Ангел приказала Виргинии подать ей платок, лежавший в платье.

– Мой ли это платок? – спросила она.

– Да, посмотрите сами.

Земной Ангел понюхала платок, чтобы узнать его по запаху.

– О Боже мой, как я несчастна! Какое преступление совершила, что так жестоко наказана?

Она протянула руку художнику.

– Прощайте, мой друг. К чему писать мой портрет, если я не могу видеть его?

Когда пришел доктор, она лежала и примачивала глаза.

– Дело серьезное, – сказал доктор, – зрачки переполнены кровью. Вы не сердились?

– Вам известно, доктор, что я сержусь по четыре раза в день.

– Да, я знаю, что кроткие женщины самые злые; кроме того, я уверен, что вы по-прежнему проводите ночи без сна и «любите любовь».

Разумеется, доктор объявил, что необходим консилиум и что надежды мало.

Едва он ушел, как Земной Ангел стала на колени, сложила руки и подняла глаза.

– О Боже мой, Боже мой! – сказала она грустно. – Неужели ты судил, чтобы я никогда не видела себя?

Не видеть себя было самым жестоким наказанием для Земного Ангела, которая жила своей красотой и обожала себя. Не видеть себя! Все кокетки поймут эту трагическую развязку!

Глава 5. Неразлучные

Между тем д’Армальяк тщетно вела рассеянную жизнь: она не могла забыть Бриансона. Это происходило по двум причинам: во-первых, Бриансон был предметом первой ее любви; во-вторых, он ее бросил. Женщина всегда забывает брошенного ею поклонника, но всегда привязывается к мужчине, который ее бросает; в последнем случае она хочет добиться отмщения. Есть еще другая таинственная цепь – именно первая любовь; часто разрывают эту цепь, но при малейшем поводе она снова охватывает сердце женщины.

По этой самой причине Боярышник сильно желала овладеть вновь Марциалом.

Марциал легко подчинялся, особенно когда девушка была так хороша, как Боярышник.

Он пожертвовал любовницей для княгини Три Звездочки и последней для первой, так что в один прекрасный вечер опять увидели Марциала с Боярышником в ложе на авансцене. Казалось, они больше прежнего были влюблены друг в друга.

– Ах, как я счастлива, – говорила себе Боярышник, наслаждаясь счастьем любви.

Она была счастлива не только в отношении сердца, но и в отношении удовлетворенной гордости; восторжествовать над княгиней, подчинявшей себе всех, было великой победой.

Боярышник устроила свою жизнь, как будто предполагала прожить с Марциалом целый век.

Она поселилась в маленьком отеле, окруженном деревьями, где обещала жить тихо, без особой роскоши. Денег у нее не было. Марциал ничего не давал ей, но Боярышник привезла из Монако бриллианты, которые можно продать и на вырученную сумму прожить несколько лет. Она и решила так сделать.

Марциал проводил с ней половину своего времени; им никогда не было скучно. Марциал знал все, ничему не учась, как он сам говорил. Боярышник, отличавшаяся умом, угадывала все, так что их разговор был разнообразен и занимателен. Одни влюбленные не находят ни одного слова, другие ведут нескончаемые разговоры.

Когда они не выезжали вечером и не обедали вдвоем, тогда принимали двух или трех друзей, светских людей, артистов, литераторов. Боярышник украшала беседу своей молодостью.

Все любили ее за красоту, проказы и лукавство. Она так глубоко любила Марциала, что за ней ухаживали единственно для очищения совести, и, уходя, невольно говорили: «Как счастлив Марциал; он без всяких хлопот со своей стороны пользуется любовью всех женщин».

Итак, сердце Боярышника было полно надежд, садик полон цветов,