Тысяча и одна тайна парижских ночей - Арсен Гуссе

восхождением. Последнее в обществе сентиментальных англичанок было очень весело; на верху горы провели зимнюю ночь среди лета; контраст был восхитительный. Когда стали спускаться с горы, княгиня отказалась сесть на мула, граф нес ее на руках, потому что у нее кружилась голова, если утес был слишком крут. Граф был охотник и говорил, что шаг его верен. Но вот около Дрожащей Скалы он оскользнулся, быть может потому, что целовал руку княгини: по крайней мере, так рассказывают их товарищи по путешествию. Они стремглав летят в пропасть – сперва княгиня, потом граф, – и оба исчезают в накопившемся снегу. Бывшие сзади проводники старались спасти несчастных, но отыскали их только на третий день; имя и национальность их были неизвестны; наконец, отыскав карточку графа, написали в Париж, что он упал в пропасть, увлекши за собою молодую женщину. Князь навострил уши: из Эмса писем не было; он телеграфировал и в тот же вечер выехал сам.

Князь узнал, но не хотел при всех объявить имя погибшей. Катастрофа была еще свежа.

Нашла ли княгиня вечную любовь, которую искала?

Князь не плакал о жене; ее оплакала Жанна д’Армальяк.

Странно то, что накануне восхождения на Риги княгиня написала Жанне следующие строки:

Когда-нибудь я расскажу вам о своей шалости. Я окольной дорогой отправилась в Эмс; будьте снисходительны и не смейтесь надо мной, как смеялась я над вами; я скажу вам издали то, чего не говорила, находясь возле вас: я влюблена и потому спешу окончить это письмо, так как поглупела наравне с вами.

Шарлотта

Д’Армальяк поняла, что лишилась истинного друга; правда, дружба имела свои темные минуты, но сколько чудесных часов провели они вместе, живя одними и теми же мыслями и почти одинаковыми чувствами.

Имея другом княгиню, д’Армальяк считала себя сильной в борьбе против всего, даже против свой страсти; лишившись этого друга, она почувствовала себя слабой и одинокой среди общества, в котором возбудила ревность и ненависть блеском своей красоты и гордым презрением.

Князь запер свой отель и отослал Жанне памятную книжку княгини. Открыв эту книжку рассеянной рукой и вздохнув о прошлом, Жанна случайно увидела сонет «Смерть».

– Бедная Шарлотта, – сказала она, целуя портрет княгини; потом, вспомнив о ее трагической кончине, прибавила: – Вот к чему ведет любовь! Она посмеялась бы над тем, кто предсказал бы ей столь поэтическую кончину.

Жанна сожалела, что не участвовала в путешествии.

– А я чем окончу? – прошептала она в раздумье.

Книга двадцать восьмая. Последний акт драмы

Глава 1. Виды на брак

Д’Армальяк жестоко страдала оттого, что страсть выбила ее из обычной колеи; конечно, идеалом ее не было то болезненное любопытство, которое раздувала в ней княгиня. Разбитое сердце! Скорбящая душа!

Идеалом ее была родовая гордость, которая мужественно переносит все бедствия мира сего и в дни невзгоды ищет прибежища только в Боге. Нужны ли нам тленные блага, когда душа наша высока? На что нам людские почести, если обладаем самодовольной гордостью? Жанна негодовала на мать за то, что последняя, не предупредив надлежащим образом, кинула ее в мир празднеств, где прельщаются только наружной красотой, где всем жертвуется для наряда, где презирают красноречие сердца, где последнее слово всегда принадлежит деньгам.

Отчего не вела она тихой и набожной жизни? Жанна завидовала героиням романа, которые в каком-нибудь древнем замке возвращаются к прошлому, отрекаются от своего женского владычества, вызывают тени предков, чтобы утешиться в своей бедности и забвении. Эти героини жертвуют ради славного имени своей красотой и молодостью; они страшатся неравного брака, заглушают свои страсти, одеваются в незапятнанные покровы целомудрия.

Но Жанна под конец говорила, что не в силах совладать со своей пылкой душой. Она призывала на помощь ненависть, чтобы отогнать воспоминание о Марциале, но под видом ненависти всегда являлась любовь.

Д’Армальяк, окруженная поклонниками в салонах княгини, не могла объяснить упорства, с каким ее сердце терзалось Марциалом в то время, когда восставал рассудок.

Известно, что из числа друзей княгини маркиз Кормелль был влюблен в Жанну. Можно подумать, что это был один из тех капризов, которые занимают сердце в течение одного дня, потому что маркиз первый же смеялся над своей страстью. Но через некоторое время он перестал совсем смеяться; причина этого та, что д’Армальяк не принадлежала к числу особ, которых любят мимоходом; своей царственной красотой и глубокими взорами она смущала самых непокорных.

Хотя Жанна ясно видела страсть Кормелля, однако пришла в немалое удивление, когда тот, не предупредив ее, стал просить ее руки у графини д’Армальяк.

– Так не следует поступать, – сказала она ему, – вы действуете как изменник.

– Потому что я хотел объясниться прежде, чем мне укажут на дверь.

Это случилось через несколько дней после смерти княгини; будь она жива, Жанна, быть может, отказала бы этому искателю ее руки, но она была лишена опоры. Вместе с княгиней она утратила экипаж, ложу в Опере, подругу в обществе. Маркиз Кормелль мог все это возвратить ей. Правда, с ним не так весело, как с княгиней, но все же он мог быть порядочным мужем. Говорили, что он промотал половину состояния с модными девицами, но оставшаяся половина представляла еще довольно почтенную цифру.

По мнению Жанны, Кормелли не стоили д’Армальяков, но она сохранит свой герб, сделавшись маркизой.

В третье посещение Кормелля назначили свадьбу через шесть недель, в церкви Магдалины.

А Марциал? Жанна не осмелилась заглянуть в свое сердце, не сомневаясь, что по выходе замуж чувство долга даст ей силу победить это воспоминание.

Глава 2. Предсказание маркиза Сатаны

Ничто так не забавляло меня, как неудачи маркиза Сатаны, который, однако, не всегда хвалился своей склонностью ко злу. Например, бросив взгляд на прошлое и вызывая образы, виденные нами в книге, я напомнил ему Клотильду Белую Лилию, которая, несмотря на пламенную любовь к Евгению Ору, устояла против всех его обольщений.

– Не олицетворенная ли это добродетель? – спросил я маркиза.

– Совершенно так, – отвечал он, – но для чего бы я существовал, если бы не было добродетели? Некоторые глупцы, притворяясь скептиками, объявляют, что никогда не встречали добродетели, я же приветствую ее и воздаю ей должное почтение.

– Оставим ее в покое. Но так как вы упорствуете выдавать себя за черта, то представьте доказательства; я слишком долго верил вам на слово. Кроме того, в вас нет ничего сверхъестественного; Жанна д’Армальяк уверяла меня, что, когда она кинула ваше жемчужное ожерелье, вы стали на колени, чтобы поднять