Лоренца дочь Великолепного - Ева Арк

– Возьми, дочь моя. В этом ковчежце хранится частичка мощей святого Мартина Турского, который защитит вас обоих.

Затем старец удалился. Лоренца же, немного приободрившись после его слов, повесила ладанку себе на грудь. Оставив её во дворе под присмотром солдат, Шомон тоже куда-то ушёл. Спустя некоторое время он вернулся уже с каким-то пожилым мужчиной:

– Вот эта девица, Ледрю, которую тебе придётся охранять.

– Надеюсь, для неё найдётся свободное местечко? – грубовато пошутил молодой человек.

– Вы же знаете, сеньор, что с тех пор, как умер наш добрый король Людовик, в замке не было королевских узников, – по тону Ледрю трудно было понять, рад он этому обстоятельству или сожалеет о нём.

– Но ты ведь не забыл своё ремесло?

– Конечно, нет, сеньор.

– Хочу предупредить тебя, Ледрю, что под невинной внешностью этой девицы, как мне сказали, скрывается довольно хитрая и ловкая особа. Ей ничего не стоит совратить кого угодно. Однако, беря во внимание твой почтенный возраст, я оставляю её в твоих руках со спокойной душой.

Искова взглянув на графа, старик, тем не менее, смиренно ответил:

– Можете не сомневаться в этом, сеньор.

Тогда Шомон повернулся к Лоренце:

– Вы готовы?

– Я прощаю Вам Ваши слова, сеньор, – ответила та, – потому что Вы судите обо мне со слов других, которыё оболгали меня, хотя им хорошо известно, что я ни в чём не виновата.

– Если бы это было так, король не приказал бы поместить Вас сюда, – оборвал её Шомон.

После чего снова сказал тюремщику:

– Делай своё дело, Ледрю.

Лоренца думала, что её поместят в одну из башен замка, но вместо этого Ледрю, прихватив в коридоре факел, повёл их вниз, в подземелье. Сердце молодой женщины сжалось в тоскливом предчувствии, когда Шомон, остановившись на десятой ступеньке от входа, сказал:

– Я думаю, эта подойдёт. Не стоит идти дальше.

– Как Вам будет угодно, сеньор, – ответил тюремщик.

Подняв глаза вверх, Лоренца увидела большой железный ящик, прикованный цепями к стене. Из-за симметричных квадратных прорезей он напоминал клетку. Вставив факел в держак, Ледрю, звеня ключами, открыл дверцу ящика, в то время как граф наигранно-любезным тоном осведомился у молодой женщины:

– Вам помочь?

Видя, что дочь Великолепного отшатнулась от него, Шомон сделал знак шотландцам и те, подхватив её под руки, бросили внутрь клетки. Тюремщик тотчас захлопнул дверцу, а молодой человек издевательски произнёс:

– Вам ещё повезло: эта клетка довольно просторная. Хотя здесь есть и такие, в которых можно находится только в полусогнутом состоянии.

Потом Ледрю забрал факел, и они ушли, оставив Лоренцу в полной темноте. Силясь разглядеть что-нибудь, молодая женщина размышляла о том, что ещё никогда не попадала в такое отчаянное положение. Хотя она и догадывалась о причастности к этому делу архиепископа Руанского, однако не могла понять, как тому удалось засадить её сюда? Благодаря общению с герцогом Орлеанским Лоренца оказалась в курсе многих придворных интриг и подозревала, что за спиной Жоржа д’Амбуаза скрывается какое-то другое более могущественное лицо. Но кто этот неведомый враг, который до такой степени ненавидит её?

Постепенно глаза молодой женщины привыкли к темноте, и она попыталась обследовать клетку. В высоту та едва была выше человеческого роста и, кроме того, имела восемь футов в ширину. Неожиданно Лоренца наткнулась на какой-то предмет, стоявший в углу, и, ощупав его руками, убедилась, что это была ночная ваза. Как ни странно, сей предмет навёл её на мысль о Ледрю. При знакомстве с ним ей показалось, что тот на самом деле был не таким жестоким человеком, каким хотел выглядеть. Может быть, ей удастся подкупить его? Ведь Шомон то ли забыл, то ли не счёл нужным приказать солдатам обыскать её. Таким образом, рубин Великолепного остался при ней.

Лелея эту мысль, Лоренца с нетерпением ждала визита тюремщика, в котором теперь заключалась её единственная надежда. Казалось, минула целая вечность, прежде чем она вновь услышала скрип открывающейся двери. На этот раз Ледрю держал в одной руке корзину. Избавившись от факела, он подал дочери Великолепного через маленькое окошко в дверце клетки лепёшки, политые льняным маслом, и кувшинчик с водой:

– Это Ваш ужин, мадемуазель.

– Подожди, Ледрю! – воскликнула та, видя, что он собирается уходить.

– Можете называть меня «мэтр Антуан», мадемуазель, – ответил тот.

– Мне нужно поговорить с тобой, мэтр Антуан.

– Я к Вашим услугам.

– Именем Господа заклинаю тебя, скажи, если тебе известно, за что меня посадили сюда?

Как видно, отчаяние, звучавшее в голосе Лоренцы, тронуло старика:

– Боюсь, что мне известно об этом не больше, чем Вам.

– Но ведь должна же существовать какая-нибудь причина!

По лицу Ледрю было заметно, что он колеблется.

– Ну, хорошо, – сдался тюремщик. – Если Вас это успокоит, то в указе, который вручил мне сеньор де Шомон, сказано, что наш король приказывает заключить девицу по имени Лоренца де Нери в клетку замка Плесси-ле-Тур за действия, которые могут нанести урон безопасности королевства.

Дочь Великолепного не поверила собственным ушам:

– Клянусь, я не совершала никаких действий, которые могли бы повредить королю и Франции!

– Наш господин во всём разберётся. Моё же дело – охранять Вас.

– Но сколько я должна просидеть здесь? В указе об этом не сказано, мэтр Антуан?

– Нет, мадемуазель.

– Возможно, король скоро приедет сюда и даст мне возможность оправдаться.

– Боюсь огорчить Вас, но я уже не помню, когда видел нашего господина здесь в последний раз. В отличие от своего отца, покойного короля Людовика, он не любит Плесси, потому что это место кажется ему слишком мрачным.

– Однако я не могу долго находиться здесь, так как жду ребёнка!

Тюремщик был явно озадачен:

– Сеньор де Шомон ничего не сказал мне об этом.

– Тогда спроси у монаха, который благословил меня во дворе.

– Здесь нет никакого монаха, мадемуазель.

Когда же Лоренца описала ему внешность почтенного старца, Ледрю оживился:

– Да ведь это же святой отшельник Франсуа де Поль. Покойный король незадолго до своей смерти выписал его из Калабрии. Когда он проезжал через Рим, папа разрешил ему основать орден «Отшельники святого Франциска». Мне не приходилось видеть другого человека, который вёл бы столь праведную жизнь и чьими устами столь несомненно вещал бы дух святой. В честь него король приказал заложить