Хрустальная ложь - М. Эль

ветер холодил кожу до дрожи, пронизывая насквозь. Лилит стояла на палубе маленького парома, который боролся с волнами, держась за ворот куртки, пытаясь защититься от холода и брызг.

Никаких париков, никаких масок. Только она. И её злость, кипящая внутри, и её пустая грудь, где раньше висел кулон, а теперь зияла дыра. Её люди сидели внутри судна — согреваясь, споря, пытаясь не смотреть на бушующую воду, на надвигающуюся тьму. Она — смотрела. Вслушивалась. В прошлое. В ту часть себя, что она ненавидела, ту, что всё ещё тянулась к нему, несмотря ни на что.

Телефон — выключен, брошен в сумку и спрятан.

Кулон — сорван, давно лежит где-то на обочине, пытаясь затеряться в безбрежности американских дорог.

GPS — сломан.

Она наконец исчезла.

Для всех.

Для клана. Для Виктора. Для самой себя.

Но почему так пусто?

Почему безумно холодно внутри, словно она потеряла часть своей души, а не просто кусок металла?

Она прошептала в воздух, её слова затерялись в шуме ветра:

— Ты не должен за мной идти… Виктор. Не должен…

Но сердце билось неровно, предчувствуя что-то неизбежное, что-то, что могло сломать её окончательно.

Шторм бушевал, когда они добрались до маленького городка на побережье Мэна. Гостиница — старая, с запахом соли, старых досок и плесени, окна гремели от ветра, словно здание вот-вот развалится. Она бросила рюкзак, прошла в номер, открыла окно. Ночное море шипело, как будто было живым, дышало прямо ей в лицо, отгоняя остатки сна.

Она присела на подоконник и закурила, наблюдая за волнами.

И вспомнила.

Как он звал её "моя девочка".

Как целовал в висок, когда она засыпала в его объятиях.

Как шептал, что она его буря, его огонь, его безумие.

Слёзы обожгли глаза — тихие, бессильные, словно горькие капли дождя.

— Ты предал меня… — прошептала девушка, её голос дрожал от отчаяния. — Или я предала саму себя? Сука, я сама все усложняю. — девушка спрятала лицо руками, пытаясь сдержать подступающие рыдания.

Она не знала.

Пусть море решит.

Лилит лежала ночью в кровати, слушая шторм, держа руки под подушкой — там был нож. Старый, верный спутник. Единственное, что давало ей чувство безопасности.

Рядом, у двери, дремали два её бойца, их оружие лежало наготове. Остальные спали в своих комнатах, меняясь время от времени.

— Госпожа? — Саль тихо спросил, его голос был сонным, но настороженным. — Может, вам стоит выпить? Расслабиться?

Девушка улыбнулась пусто, в её глазах не было света.

— Я пыталась расслабиться три года. Ни черта не вышло.

— Виктор снова охотится за вами, — напомнил он, чувствуя, что ей нужно говорить. — Его люди засветились недалеко отсюда. В соседнем штате.

Она прикрыла глаза.

— Пусть. В этом штате он не появится. Он не может.

Не может же?..

И вдруг… ветер ударил в окно.

Так, что стекло дрогнуло, зазвенело.

Лилит сжала пальцы, её сердце забилось чаще. Не от ветра.

— Если он придёт сюда, — прошептала она, её голос был едва слышен на фоне бури, — значит… значит, он действительно… чёрт.

Не смей.

Она прижала ладонь к губам, чтобы не закричать. Не дать вырваться тем эмоциям, что разрывали её изнутри. Она бежала. Бежала в смерть, страх, шторм, пустоту, лишь бы не вернуться к нему, лишь бы не признать, что он был всем для неё.

Но ужасное было одно: она хотела, чтобы он пришёл.

Хотела — и ненавидела себя за это. Ненавидела эту слабость, это желание, которое противоречило всей её сущности.

...

«Здесь тебе никто не хозяин».

Эта мысль билась в её голове, как пульс, заглушая все тревоги. Горы, сосны, холодный, бушующий океан — всё это было так далеко от кипящего Нью-Йорка и от вечно интригующей Европы, что казалось, будто она наконец оборвала все нити, связывающие её с прошлым. Она скинула куртку на стул в маленьком, пропахшем сыростью номере отеля, включила музыку на старом магнитофоне, стоявшем на прикроватной тумбочке, и закурила.

Просто девочкой, которая хочет немного свободы. Всего лишь.

Она отправила Луизе короткое сообщение, с трудом печатая дрожащими пальцами:

«Жива. Пью в баре у моря. Ты бы оценила здешний ром.»

И Луиза ответила почти сразу, её сообщение пришло, как холодный душ:

«Ты идиотка. Алан еще в США. Он рвёт всех. Ищет тебя. Не верю, что он послушался родителей.»

Лилит хмыкнула — устало, лениво, почти безразлично, поднося бокал с ромом к губам.

— Ну удачи ему… — протянула она, делая большой глоток. — Он меня не найдёт.

Но всё равно в груди чуть кольнуло.

Ностальгия? Страх? Грусть? Чёрт его знает. Она решила не думать. Сегодня — ночь свободы, и она не позволит ни Алану, ни Виктору, ни кому-либо ещё испортить её.

Позже, уже под вечер, когда солнце клонилось к горизонту, окрашивая небо в невероятные оттенки пурпура и золота, она пошла к океану пешком. Ветер бил в лицо, солёные капли — в ресницы, воздух был холодным и свежим, наполненным запахом водорослей и свободы. Она стояла на пляже, босиком, когда волна заливала ноги до лодыжек, её кожа покрывалась мурашками, но она не чувствовала холода.

Вдалеке виднелся мыс. На нём — старая дорожка из камня, ведущая вверх, к небольшой рощице сосен.

И там — где-то среди сосен, среди старых, заросших мхом могил — была могила Амалии Энгель. Мать Виктора. Её имя знал каждый, кто хоть немного был в теме криминального мира.

Именно в этом штате живут враги его отца, которых Люциан в своё время не добил. Что этот штат был для Виктора запретной зоной, его личным адом. Что могила его матери была не просто местом скорби.

Ей просто стало… любопытно. Любопытство было её проклятием и её даром.

— Может, завтра… — пробормотала она, отгоняя прядь вновь черных волос, которая лезла в глаза. — Могила сильной женщины заслуживает цветов.

Лилит сказала это легко, без подтекста. Просто так. Просто потому, что так чувствовала. И потому что завтра она хотела по-настоящему начать новую жизнь.

Мэн оказался совсем не таким, каким она его представляла. Холодный, тихий, пахнущий солью, соснами и бесконечной морской водой, он обволакивал её, словно старое, мягкое одеяло. Лилит стояла на крыльце в первый день, закутавшись в огромный худи Диего, который едва доставал ей до колен, и смотрела, как её ребята таскают сумки из машины, их лица были суровыми, но в глазах светилось облегчение.

— Ну что, — бросила она через плечо, подняв бровь, в её голосе звучала лёгкая усмешка, — Это наш дом на ближайшие пару лет. Поживём?

Диего фыркнул, его