Хрустальная ложь - М. Эль

В руках Виктор Энгель нёс не просто предметы — он нёс надежду, искупление и попытку мира:

Букет красных лилий. Их тяжелые, бархатистые бутоны пахли сладко и немного дурманяще. Валерия всегда отворачивалась от них, говоря «слишком романтично», но Виктор не раз ловил её на том, как она тайком наклонялась, вдыхая их аромат, с неприсущим ей нежным выражением лица. Он знал её привычки, её маленькие слабости, её тщательно скрытые грани. Коробка её любимых пирожных. Маленькие, воздушные эклеры с заварным кремом, присыпанные сахарной пудрой. Сладость, которую она позволяла себе только в моменты полного расслабления — или когда хотела подразнить его. Небольшая бархатная коробочка, внутри которой покоилась тонкая серебряная цепочка. Он увидел её случайно, проходя мимо витрины антикварного магазина, и сразу понял: именно её Валерия будет носить. Простая, элегантная, с едва заметным витиеватым узором, она идеально подходила ей, пока он не починил её кулон с символом Андрес, который она берегла как зеницу ока. Это был подарок-обещание. И, конечно же, детектор лжи. Аккуратно запакованный, обёрнутый в подарочную бумагу, с приклеенным бантом. Холодный, беспристрастный прибор, который должен был стать неопровержимым доказательством его слов, его клятв.

Попробуй теперь, Валерия, сказать, что он врал.

Сегодня он собирался доказать ей всё. Всё, что она отказывалась слушать, упрямо отворачиваясь, закрывая сердце. Всё, что горело в его груди невысказанными словами и жгучим чувством вины. Он даже репетировал в машине, снова и снова прокручивая в голове эти фразы, пытаясь найти нужную интонацию, верный тон, чтобы пробиться сквозь её броню:

«Валерия, я не скрывал заговор, не скрывал информацию, которая могла бы причинить тебе боль...

Валерия, я никогда не хотел впутывать тебя в эту грязь..

Валерия, если хочешь — я сейчас же подпишу любые клятвы, отрекусь от всего, что угодно, только поверь мне...

Валерия... перестань драться со мной. Я устал от этой борьбы, от этих вечных сражений. Просто дай мне держать тебя. Просто позволь мне быть рядом».

Да, он был готов унизиться. Готов опуститься на колени перед ней, перед миром, перед чем угодно. Готов к любому её удару — словесному или физическому, лишь бы не видеть эту страшную боль, этот холодный лёд в её прекрасных, всегда выразительных глазах.

Мужчина остановился перед дверью её комнаты. Стукнул легко, почти ласково, предвкушая её ехидный ответ.

— Валерия? Открой. Это я.

Тишина. Не просто отсутствие звука, а глубокая, непривычная пустота. Виктор нахмурился, прижал цветы локтем, стукнул чуть громче, уже с нотками лёгкого недовольства.

— Змейка? Не начинай. Я хочу поговорить. Серьёзно. Мы договаривались.

Снова тишина. Более долгая, более звенящая. Его пальцы нервно сжались на коробках. Он снова постучал. Теперь сильнее, с нарастающим раздражением в голосе, которое, если знать Виктора, означало не привычную ярость, а лишь нарастающую тревогу. Тревогу, похожую на ледяной укол под сердцем.

— Рия. Открой. Немедленно.

Виктор выдохнул. Глубоко, пытаясь успокоить учащающийся пульс. Что-то было не так. Интуиция, выточенная годами опасностей, кричала об этом. Он осторожно опустил букет и коробки на небольшой столик рядом с дверью. Достал ключ-карту из внутреннего кармана пиджака.

— Я вхожу, — произнёс он в пустоту, впрочем, зная, что его слова никто не услышит.

Он открыл дверь. И мир... перестал звучать. Звук рокочущего океана, шелест сосен, даже биение его собственного сердца словно приглушились, стали далёкими, нереальными. Сначала мозг отказывался понимать. Комната была пуста, она была неправильна. Постель была смята. Одеяло сброшено на пол. Подушка упала далеко от кровати, почти у самой стены. Окно, которое он оставил приоткрытым утром, было плотно закрыто, но ощущение... ощущение неправильности обрушилось сразу, как обвал ледяной воды.

— Валерия? — голос Виктора прозвучал хрипло, он шагнул внутрь, оглядываясь. — Хватит игр. Выходи.

Не отклик. Не шорох. Ничего. Только гулкая тишина и лёгкий, едва уловимый запах её духов, смешанный с чем-то чужим, острым. Он быстрым шагом прошёл к гардеробной. Распахнул дверцы. Пусто. В ванной комнате. Никого. Его дыхание стало жёстким, коротким, каждый вдох давался с трудом, словно воздух стал вязким и тяжёлым.

Первое, что пришло — острая, колючая злость, как защитная реакция нарастающего страха:

Она снова сбежала.

Ну конечно. Это было бы так на неё похоже. Упрямая, гордая, вечно убегающая. Он уже собирался выругаться вслух, отчаянно и зло, когда его взгляд зацепился за что-то на полу.

Едва заметно. Тонкая линия. Алая, влажная.

Кровь.

Его сердце ударило так сильно, так оглушительно, что мир вокруг потемнел, растворился в мутном пятне. Удар грома в груди. Виктор присел на одно колено, осторожно, почти боясь прикоснуться. Провёл пальцем по алой полосе. Кровь была тёплой. Свежей. Металлическая нотка ударила в нос.

— Нет... нет... нет... — выдохнул он, не веря, шепча эти слова, словно молитву, которая могла бы отменить реальность.

Он поднял взгляд — и увидел вторую каплю, яркую, как рубин, на светлом ковре. Третью. И дальше — прерывистый пунктир, влажный блеск.

Виктор стоял посреди комнаты, чувствуя, как внутри что-то ломается, раскалывается на мельчайшие осколки так, как не ломалось даже в тот страшный день, когда погибла мать. Этот звук треска внутри был хуже любого крика, любого выстрела.

— Рия?.. — он сказал её имя. Но это был уже не его голос. Детский, срывающийся, полный невыносимого ужаса.

Ответа не было. Лишь давящая тишина, которая теперь казалась насмешкой.

Горло сжалось, лишая возможности дышать. Воздух застрял в лёгких. — Чёрт... чёрт, нет... Рия...

Взгляд, полный отчаяния, упал на её свитер из тонкой шерсти, небрежно брошенный на стуле, словно она только что сняла его. На одну балетку, что выскользнула под кровать — вторая, значит, осталась на улице, потерянная в спешке или борьбе. На тонкий браслет, лежащий на тумбочке, — она всегда снимала его перед сном, перед тем как чувствовать себя в безопасности. И в этот миг, глядя на эти ничтожные, но такие личные вещи, он понял. Осознал, насколько сильно его разрывает внутри. Насколько страшно, что он опоздал. Что не успел. Что она где-то там — одна, раненая, испуганная до смерти... или злится до безумия на того, кто это сделал.

И что он может её потерять.

На этот раз — навсегда.

Его рука метнулась к внутреннему карману пиджака, выхватывая из него зашифрованный сателлитный телефон. Пальцы, обычно такие точные и твёрдые, дрожали, едва не роняя аппарат. Он быстро набрал первый номер.

— Срочно. Блэк. — Голос Виктора был низким, рычащим, незнакомым даже ему самому. — Валерия Андрес пропала. Её