Летний сад - Полина Саймонс

сорок миль посреди ночи четверга, чтобы повидать Татьяну. Они сидели в комнате ожидания с двумя пьяницами, мужчиной со сломанной ногой, женщиной с сухим кашлем и малышом с лихорадкой.

Ее вызывали снова и снова. Но всем пришлось прождать еще тридцать пять минут, прежде чем она выбежала в приемную. Сын бросился к ней. Муж остался на месте, мрачно изучая свои израненные ладони.

– Что не так, что случилось? – спросила она в испуге.

– Ничего, – ответил Энтони. – Мам, почему ты здесь? Почему ты работаешь двойную смену? Ты никогда не брала вторых смен. И почему ты нам не позвонила? Мы так беспокоились! Почему ты нам не сказала, что будешь работать ночью? Почему домой не едешь?

Александр подумал, что сын задал вполне уместные вопросы. Но забыл о другом: что ты подозреваешь такого, что я мог бы моментально отрицать, чтобы я мог снова прикоснуться к тебе и никогда больше не думать и не говорить об этом? Что я натворил? Какую ложь я могу придумать теперь, чтобы все исправить? И когда к нам придет команда коронера, чтобы отчистить наш дом от Кармен, Татьяна? Вот такие вопросы должен был задать их сын, думал Александр.

Татьяна села на стул. Они старались говорить как можно тише. Пьяницы прислушивались.

– Я просто работаю еще одну смену, малыш, вот и все, – сказала Татьяна. – Рождество. Нам не хватает людей, мы очень заняты. Сейчас многие страдают. Всем очень, очень плохо.

– Ох, пожалуйста, – сказал Энтони. – Ты вчера выставила меня из дому. Думаешь, я ребенок? Вчера папа сказал, что работает и приедет поздно. Сегодня ты работаешь и не едешь домой. Вы с прошлой недели ссоритесь. Думаешь, я не вижу, что происходит? – Он уже почти плакал. – Пожалуйста!

Татьяна обхватила его лицо ладонями. Он был уже почти на семь дюймов выше ее и на пятьдесят фунтов тяжелее, и все же он замер, прижавшись лбом к ее шее, словно ему было три года. Александр сидел, упираясь локтями в колени, глядя в пол. Он слишком хорошо это понимал.

– Завтра у меня в школе рождественский концерт, – сказал Энтони.

Татьяна кивнула:

– Я знаю. Я приду.

– Мам! – воскликнул Энтони. – Ты расстроена из-за папы? Пожалуйста, не сердись на него из-за…

– Энтони! – Это Александр. – Ни слова больше!

– Да, Энтони, – согласилась Татьяна. – Ни слова больше.

Ее вызвали. Приехала еще одна «скорая». Татьяна попыталась высвободиться:

– Малыш, извини. Я скоро буду дома. Но сейчас мне действительно нужно поспешить.

Татьяну позвала сестра «скорой». Один из пьяниц попытался подойти ближе. Кого-то окровавленного быстро провезли на каталке. Александр не мог смотреть на Татьяну. Он понимал, что она ждет от него помощи с Энтони, но не шелохнулся, пока она не окликнула его по имени.

– Энтони, – сказала Татьяна, – скажи отцу, что я должна идти.

– Он здесь, мам, – возразил Энтони, – скажи ему сама.

Александр встал. И очень тихо сказал ей:

– Все как всегда – ты можешь обойтись без всех нас, грешников, ведь так? – И буквально физически оттащил Энтони от матери. – Пойдем, дружок, – сказал он. – Мама занята. Поехали домой. Смотри, что я купил сегодня. – Он достал пакетик М&М. – Видел такие? С орехами. Чего только не придумают… Хочешь попробовать?

В комнату ожидания ворвался Дэвид Брэдли в хирургическом халате.

– Боже, да где же она? – И увидел ее. – Татьяна, пожалуйста! – крикнул он. – Скорее!

– Не тревожься, сынок, – сказала сыну Татьяна, вставая. – Отец о тебе позаботится. Езжай домой.

Она даже не посмотрела на Александра, убегая.

После восьми утра в пятницу Татьяны еще не было дома. Александр ждал до девяти. Концерт у Энтони был в половине десятого. Александр поехал в школу, увидел, как подъезжает ее машина. Он нашел жену в битком набитом зале, все еще в медицинском халате, и она даже не заняла для него место! Ему пришлось стоять сзади. Вышел директор, играло пианино, дети пели, выступала джаз-группа… Александр наблюдал, как она аплодирует сыну, как встает, фотографирует, даже разговаривает с другими родителями о том, как здорово постарались дети, играя рождественские сценки. Дети разошлись по классам, а Татьяна исчезла в уходящей толпе. К тому времени, как Александр ее нагнал, она уже была рядом со своим «тандербердом». Александр хлопнул ладонью по закрытой дверце машины:

– Таня!

Она опустила голову:

– Позволь мне открыть машину, пожалуйста.

– Нет. Можем мы все решить как взрослые люди?

– Решить что?

Он наклонился к ней:

– Что ты вытворяешь?

– Ничего, а ты что творишь?

Они мгновение-другое смотрели друг на друга, прежде чем он отвел взгляд. Татьяна выглядела крайне усталой. Она даже не могла стоять прямо.

– Ты закончила работу в семь? – тихо спросил он, стоя рядом, желая коснуться бледной щеки, светлых бровей…

– Да.

– Почему ты не вернулась домой?

– Почему ты не вернулся домой?

– Я вернулся домой, – возразил Александр, и его пальцы потянулись к ее лицу. – Пойдем. Поехали. Я сегодня утром не работаю.

– Вот как? Отлично! – сказала Татьяна, уклоняясь от его рук. – Только вот что – я не хочу разговаривать с тобой.

– Знаю, – кивнул Александр.

Теперь уже не было вопроса о том, что ей солгать так, чтобы она поверила. Теперь возник вопрос, какую часть правды сообщить ей, чтобы она вообще когда-либо верила ему.

– Я знаю, что ты не хочешь, но ты должна со мной поговорить. – Он коснулся ее предплечья. – Давай же не будем разбираться во всем посреди школьной стоянки. Все эти люди…

Другие родители спешили к своим машинам, весело обсуждая планы на Рождество, подарки детям, чудесную погоду, катание на санях. Александр и Татьяна молча стояли, давая им пройти мимо.

– Я знаю, ты расстроена из-за меня…

Она вскинула руку, останавливая его.

– Что ты хочешь делать? – спросил Александр, протягивая к ней ладони. – Продолжать вот так? Не разговаривая? Но со временем тебе все равно придется со мной заговорить, так?

– Нет, – ответила Татьяна, чуть заметно качая головой и открывая дверцу машины. – Я уже все сказала.

«Да как ты могла все сказать, я и трех слов не услышал с субботы», – хотелось крикнуть Александру.

– Поехали домой, – умоляюще произнес он. – Ты можешь кричать, можешь делать все, что…

– А что, похоже на то, что я могу кричать или делать все, что угодно? – Татьяна стояла у открытой дверцы машины. – И нужно ли мне кричать?

Она выглядела так, словно могла вот-вот упасть или потерять сознание, если не сядет. Александр хотел поддержать ее, прикоснуться к ней, но она вскинула руки, словно хотела, чтобы он исчез с ее глаз.

– Нет.

Татьяна прислонилась к машине, скрестив руки на груди,