Моя идеальная ошибка - Оливия Хейл

Его низкий голос сразу обрывает шум, в машине становится тихо, а дети испуганными глазами на него смотрят.

Я вздыхаю. Ну конечно. Они слушают не меня, а мужчину, которого знают всю жизнь. Неудивительно. Я до сих пор, наверное, кажусь им временной. Он же постоянный.

— Больше никаких драк, — говорит Мак.

Он бросает на меня короткий взгляд, я благодарно улыбаюсь. Даже не знаю, что бы делала без него и Кати. Мы с детьми стали ближе за последние недели, но все же из разряда «один шаг вперед, два назад».

Сэм принял меня как новую веселую подружку, а Уилла... я думала, мы пришли к перемирию. Она больше не сопротивляется, но стены между нами все еще не пали. Кажется, она просто делает вид, что стала мягче, и за это я должна благодарить дружбу с ее тетей.

— Уилла, — резко говорю я, — убери карандаш в рюкзак и извинись перед Сэмом.

Она закатывает глаза, но бурчит нечто, отдаленно напоминающее «прости». Сэму этого явно мало, но он разжимает кулаки и демонстративно отворачивается к окну.

Ну. Уже что-то.

Не знаю, что с ними. Уилла выскочила из школы, будто заряженная, и это сразу передалось младшему брату. Когда я спросила, что случилось, она с жаром отрезала: «ничего». Конечно же, ничего.

Как же.

Эта девочка — настоящая ракушка. Умная, энергичная и мне ее пока не раскрыть. Может, я просто выбираю неправильный путь. Нужно, чтобы она сама захотела открыться. Опустить стены.

Вероятно, почувствовать, что имеет на это право.

Когда Мак останавливается у здания, я краем глаза смотрю на часы. Только половина третьего. Значит, впереди как минимум три часа, прежде чем вернется Алек. Три часа, в течение которых придется не давать им прибить друг друга. Уилле отменили теннис, и Алек написал, что в освободившееся время она должна позаниматься на пианино.

Никакого отдыха для грешников. Или для следующего поколения Коннованов, судя по всему.

Похоже, Алек, Конни и Нейт выросли в точно такой же обстановке. Водители. Няни. Домработницы. Уроки иностранных языков, спорт, искусство, и пара официальных семейных ужинов в неделю.

Может, для кого-то это работает. Может, для Алека сработало. Но, возможно, для его детей — нет.

К нашему возвращению домой Катя уже приготовила детям перекус. Я стою рядом, наблюдая, как те сметают идеально сложенные сэндвичи с арахисовым маслом и джемом.

— Проголодались, — говорит она.

— И не говори, — шепчу я. — С Уиллой ничего нового не случилось?

Катя вытирает руки и прислоняется к столешнице.

— Насколько мне известно, нет. Но, знаешь, дети иногда молчат, пока не будут готовы. Ты же понимаешь, как это бывает.

Я киваю.

— Они ссорились в машине. Совсем меня не слушались. Маку пришлось вмешаться.

Ее брови приподнимаются.

— Серьезно?

— Да. И они его сразу послушали, — улыбаюсь я. — Хотя неудивительно. Он совсем не производит впечатление человека, с которым хочется спорить.

Крепкий, татуированный, бородатый — Мак словно олицетворение образа «сильного и молчаливого». Порой кажется, что он наполовину водитель, наполовину телохранитель. Возможно, Алек нанял его именно потому, что хотел убить двух зайцев: и шофер, и защитник детей.

Катя улыбается.

— Нет. Так кажется со стороны. Но он и мухи не обидит.

— Вы, кажется, давно знакомы?

Она коротко смотрит на детей, потом на меня.

— Более-менее. Мы оба давно работаем у мистера Коннована. Так что, можно сказать, да.

Я вспоминаю рассказ Конни. О брате... и о его жене. Жена Алека умерла всего через пару месяцев после того, как мы с Конни начали общаться. Это был для нее удар. Даже не представляю, что пережили остальные.

— Вы оба работали здесь, когда миссис Коннован была жива? — спрашиваю я.

Катя кивает и снова смотрит на детей. Сэм уже доел сэндвич и теперь пьет сок из пластикового стаканчика, обхватив его обеими руками.

— Да, — тихо говорит она. — Виктория провела со мной собеседование за полгода до рождения Уиллы.

— Ого. Значит, ты с этой семьей уже очень давно.

— Давно. С тех пор многое изменилось. Миссис Коннован, конечно... и эта квартира.

Теперь уже моя очередь удивляться.

— А раньше они... жили не здесь?

— Нет. Купили эту квартиру всего за месяц до ее смерти. Мистер Коннован въехал сюда с младенцем и трехлеткой — и с клубком горя за плечами, — Катя переводит взгляд на меня, и в ее глазах появляется задумчивость. — Хотя, может, это и было правильным решением. Мы с Маком тогда так и подумали. Новый дом, новая жизнь.

Этот рассказ дополняет картину Алека, словно очередной пазл в недостающем узоре. Он, наверное, один из самых закрытых людей, которых я когда-либо встречала. Но дело не только в нем. Семья словно несет груз, который им не принадлежит. Будто каждый пытается сбросить с себя то, что тянет на дно.

— Спасибо, что рассказала, — говорю я. — Мне правда важно лучше понимать их.

Катя тепло улыбается.

— Если хочешь знать мое мнение... Ты, пожалуй, первая няня за долгое время, которой действительно не все равно. Если будут вопросы, всегда можешь обратиться ко мне.

— Спасибо. Я это очень ценю, — мы обмениваемся улыбками, и я отталкиваюсь от столешницы, поворачиваясь к детям. — Ну что, — громче говорю я. — Уилла, хочешь сразу позаниматься на пианино или взять небольшую передышку?

Ее пронзительный взгляд устремляется на меня.

— А зачем мне вообще сегодня играть?

— Твой папа просил, чтобы ты позанималась, раз уж теннис отменили.

Она спрыгивает со стула и уверенным шагом направляется к роялю. В каждом ее движении сквозит раздражение.

— Тупой инструмент, — бурчит она.

Уилла садится напротив него и с показной важностью раскрывает нотную тетрадь.

Возможно, стоит упомянуть об этом Алеку. Вдруг у Уиллы есть увлечения, которые ей действительно нравятся. Но с тех пор как я забрала ее из школы, Уилла явно не в духе, и я не уверена, попало ли фортепиано под горячую руку или проблема глубже.

Сэм хватает меня за руку и тянет за собой.

— Пойдем, — говорит он, волосы топорщатся на макушке, а очки снова просятся на протирку.

— Куда? — спрашиваю я.

— У меня есть идея.

Десять минут спустя мы уже повязали ему на плечи одеяло, превращая в самодельный плащ. Сэм мчится по коридорам, и ткань развевается за ним, как у настоящего супергероя. Я на девяносто девять процентов уверена, что в его рюкзаке лежит невыполненное домашнее задание, но этим займемся позже.

Сэм проносится мимо с широкой улыбкой.

— Я лечу!

— Вижу, — говорю я, хлопая «крыльями». — А я птица, над которой ты пролетел.

— Голубь, — отвечает он.

Я начинаю гулко ворковать, и