Счастье в огне - Мария Васильевна Захарова

и невыносимым бытовым условиям люди приноровились, научились не попадаться немцам на глаза, то бороться с голодом становилось почти невозможно. В начале осени добывать пропитание было довольно просто – его собирали в разбомбленных домах, в разбитых магазинах, хоть и с риском для жизни, но в достаточном количестве, чтобы не умирать с голоду. Теперь, когда над их головами несколько раз прошли немцы, собирать стало нечего, а появляться на улице все опасней. Многие в их подвале от голода уже не вставали на ноги, особенно дети.

И вот уже вторую неделю мальчишки ночами ползают почти через весь город к разбитому элеватору и собирают там зерно. Только теперь Варя заметила в их руках холщовые мешки. Перехватив ее взгляд, Васятка раскрыл свой, наполненный какой-то непонятной темной массой. В скудных рассветных лучах удалось рассмотреть их содержимое – мерзлые комья земли вперемешку с горелым зерном.

– А сегодня еще вот нашли, – Васятка вытянул из-за пазухи непонятные гнутые пластины, на поверку оказавшиеся кусками замерзшей лошадиной шкуры, – бульон сегодня варить будем. – В голосе паренька звучала хозяйственная домовитость.

Горло Варвары давно уже перехватил какой-то спазм, не дававший ни нормально дышать, ни произнести хоть слово. Молчали и бойцы. Первым опомнился Егор и принялся расспрашивать ребят об их маршруте, о расположении немцев. Те охотно пояснили, что обычно они ходят по соседней улице – немцы там только в крайних домах и пройти ночью вполне можно, но сегодня оказалось, что заняты и средние дома, хорошо, кстати, охраняющиеся, пришлось делать крюк, поэтому они оказались на позициях Большакова.

Егор, слушая мальчишек, что-то быстро черкал в блокноте, перебрасываясь отрывочными фразами с политруком. А Варя впервые за все время, прошедшее со смерти матери, задумалось о том, сколько искореженных жизней, кроме ее собственной, оказалось здесь, на левом берегу Волги, в самом сердце России. А сколько их растоптали немецкие сапоги, пока добрались сюда. А сколько будет их еще – растерзанных, покрытых страшными, незаживающими рубцами на телах и в душах людей.

16

На следующий день начались тотальные бомбежки. Один налет следовал за другим, и, казалось, конца им не будет, видимо немцы получили приказ стереть наконец с лица земли непокорный город. Варя, прижимаясь к обломкам стены и слушая грохот разрывов, думала не о том, выживет ли она в этом аду, не о городе, превращенном в груду обломков, она думала о людях в подвалах на Васильевской улице, о детях, в одночасье ставших взрослыми, о том, что они должны, просто обязаны уцелеть, чтобы потом их дети и дети их детей помнили о страшной трагедии Сталинграда.

***

Но скоро не осталось времени ни на мысли, ни даже, казалось, на чувства – после авианалетов начались немецкие атаки. Немцы кидались на поредевшие позиции Большакова с каким-то остервенением, вызванным, видимо, голодом, холодом и затяжными боями в стоявшем намертво городе, который, в сущности, и не был уже городом, а только грудой развалин, носивших тем не менее гордое имя Сталинград. Вот уже несколько раз бой захлестывал окопы, переходя в рукопашную, и, тем не менее, изможденным бойцам удавалось вышвырнуть противника на исходные позиции. Людей в отряде оставалось все меньше. Вот уже несколько дней не выносили раненых. Несмотря на усиливающийся мороз, снег больше не шел, как будто выгорела не только земля, но и небо.

Казалось, время остановилось. Не было больше ни дня, ни ночи, а только атаки, атаки. Бой, короткая передышка и снова бой. Люди уже не уходили спать, да и уходить уже было некому, в ходах сообщений бойцов разделяли теперь несколько метров, а иногда соседа было даже не видно. Уже несколько раз в образовавшиеся бреши вливались немцы, и было уже не понятно, где свои, где враги. Тем не менее, горстка людей под командованием Большакова оставалась на своем месте. Да и уйти все равно было некуда – все перемешалось, никто не знал, что происходит даже в соседнем доме, на соседней улице, и послать для связи было некого.

Варе постоянно приходилось передвигаться от одного бойца к другому, чтобы оказать посильную помощь раненым, которых никуда уже не перемещали, они оставались там, где застигла их пуля или осколок. Кто-то еще стрелял, а кто-то умирал на дне окопа. Не было больше медикаментов, не было даже бинтов – их снимали с умерших, вымачивали и бинтовали еще живых. Варваре стало казаться, что она уже разучилась ходить на ногах, потому что передвигалась она теперь только ползком.

За сегодня это была уже четвертая атака. Или пятая? Варя опять ползла по ходу сообщения, не в состоянии уже ни о чем думать. Она давно не чувствовала ни холода, ни голода, ни боли в ободранных до крови ладонях. В какой-то момент, она поняла, что ей не хватает воздуха, приподнялась, привалилась к стенке окопа, и поняла, что видит перед собой немецкие сапоги.

Дуло автомата смотрело прямо в грудь девушки, и она никак не могла отвести от него взгляда, поэтому не сразу поняла, почему немец вдруг стал заваливаться назад. Автоматная очередь ушла в небо, и тут Варя поняла, что на спине фашиста повис Абидуев. Немец, не ожидавший нападения, потерял равновесие и опрокинулся на спину, но тут же пришел в себя, перевернулся и вцепился в нападавшего. Широкая серая спина полностью скрыла под собой щуплого Абидуева, но тот сопротивлялся изо всех сил. Оцепенение Вари прошло, на смену ему пришла какая-то звериная ярость, захотелось впиться в серую спину и рвать ее на части. Краем глаза Варвара поймала автомат, отброшенный немцем перед схваткой. Не помня себя, она схватила его за дуло и со всей силой опустила приклад на голову немца. Тот сразу обмяк, всей массой навалившись на погребенного под ним бойца. Какое-то время Варвара ждала, вжавшись в стенку окопа, не решаясь подойти к упавшим – ничего не происходило, обе фигуры продолжали оставаться неподвижными.

Дуло автомата все еще было в ее руке, когда справа от нее с бруствера съехал еще один немец. Но почему-то он сначала повернулся в другую сторону, видимо, не заметив прижавшуюся к стенке девушку. Этого мгновения хватило Варе, чтобы перехватить автомат и нажать на гашетку.

Дальше в голове девушки образовался сплошной туман, сквозь который смутно проступали осколки мыслей. В этом тумане она вернулась к упавшим, долго стояла над ними, не понимая, что нужно сделать, но зная, что что-то сделать нужно обязательно. Повинуясь какому-то внезапному импульсу, девушка опустилась возле упавших на колени и принялась тянуть немца,