Убийство ворон - Эвелин Флуд

— Это не колотая рана. Это порез, но я не думаю, что останется шрам. Ты только что отняла у меня десять лет моей гребаной жизни!

— Мне просто повезло. Отпустите его, — говорю я громче, оборачиваясь. Винсент поднимает глаза, тяжело дыша, пока он с Тони удерживает нападавшего.

— Э-э... не думаю, что это хорошая идея, Кэт.

Мой потенциальный убийца высвобождается, выпрямляясь, чтобы посмотреть мне в лицо. Его лицо кривится в усмешке. — Собираешься натравить на меня своих собак, сука?

Гребаный ад. Хватит уже женоненавистнических оскорблений. Неудивительно, что Cosa Nostra на десятилетия отстает от остального мира, когда речь заходит о расширении прав и возможностей женщин.

— Я не собираюсь наказывать тебя за то, что ты хорошо метаешь, — холодно говорю я. — Хотя оскорбления, доносящиеся из этой комнаты, заставляют меня немного беспокоиться за будущее английского языка.

Я оглядываюсь вокруг. Фаско смотрят на меня со злостью, Роза Фаско в самом центре.

— Следующий, кто бросит в меня нож, получит его обратно в горло.

Теперь, окончательно разозлившись, потому что чувствую, как кровь стекает вниз и пачкает мой боди, я разворачиваюсь на каблуках и направляюсь к своему стулу. Все наследники в сборе, наблюдают за мной с разными выражениями лиц. Естественно, Стефано невозмутим. Лицо Люка кривится от удовольствия, его глаза следят за капающей кровью, когда он выдвигает среднее сиденье между собой и Данте, и я с раздражением плюхаюсь на него.

Данте, похоже, готов с кем–то драться — возможно, со мной, поскольку я только что проткнула ножом одного из его драгоценных В'Ареццо. Джованни смотрит прямо перед собой, не удостаивая меня взглядом, но его губы слегка изгибаются, когда он кивает своему мужчине в знак явного одобрения.

— Ты же знаешь, что он промахнулся, верно? — Я не могу удержаться и выплевываю это через стол. — Я не думала, что ты из тех, кто считает, что все миньоны заслуживают пятерки за старания, какими бы дерьмовыми они ни были, Фаско.

Он поворачивается ко мне с ухмылкой, поднимая бокал. — Он пролил первую кровь. Охота началась, Катарина. Я с нетерпением жду возможности увидеть, как долго ты продержишься.

— Я не удивлена, — говорю я. Мои губы растягиваются в сочувственной улыбке, и он вопросительно приподнимает бровь. — Потому что я слышала, что ты долго не протянешь.

Это чертовски по-детски, но в любом случае я чувствую себя лучше. Внезапно за столом раздается кашель. Даже Стефано выглядит так, словно вот-вот расплывется в улыбке, когда я оборачиваюсь.

Только Джио выглядит невеселым. Он отворачивается. — Наслаждайся шутками, пока можешь.

Оказывается, от того, что мне чуть не вспороли глотку, я чертовски проголодалась. Я уничтожаю огромную тарелку с пастой и морепродуктами, которую мне подаёт Дом, за считаные минуты. Он качает головой, когда я ловлю его взгляд и, стараюсь незаметно, кивнуть в сторону буфета, намекая на добавку.

Это определенно наказание за боди.

Хмурясь я моргаю, когда очередная порция ложится на мою тарелку. — Знаешь, Морелли, люди начнут болтать, если ты продолжишь делать для меня приятные вещи.

— Ешь свои макароны. — Его голос угрюмый, и когда я поднимаю взгляд, его глаза все еще прикованы к моей шее. — А потом пойди и позаботься об этом.

Оценивая пасту и игнорируя раздражённое лицо Дома, я решаю, что вряд ли Люк стал бы травить самого себя только ради того, чтобы добраться до меня, и принимаюсь за еду. Через несколько минут, наконец, отрываюсь от тарелки: — Все не так плохо, как кажется.

— Выглядит это, блядь, ужасно. — Костяшки его пальцев побелели, когда он вцепился в подлокотник кресла. — Не будь дурой, маленькая ворона. Ты становишься слишком самоуверенной, и кто-нибудь поймает тебя. Ты не непобедима.

— Ты говоришь это так, словно скучал бы по мне, если бы меня не стало.

Слова вырываются, дразня так, как я обычно приберегаю для Доменико, и я слишком поздно беру их обратно. Нахмурившись, я смотрю в свою пустую тарелку.

Для Дома — да, но не для Лучиано Морелли. Обычно наши дискуссии представляют собой смесь завуалированных угроз и острых насмешек.

Когда нам было по четырнадцать, он целый год редактировал мои фотографии, добавляя на лицо отвратительные прыщи, и слал их мне на телефон. Всё потому, что у меня тогда был один особенно мерзкий прыщ на подбородке, и я пришла на приём Cosa Nostra, намазав его слишком большим количеством консилера. Он хохотал до икоты. Я заставила отца оплатить курс дорогих процедур у дерматолога.

Когда нам было по шестнадцать… ну. Мы не говорим об этом конкретном моменте безумия. Никогда.

Но это не то, чем мы занимаемся.

Проходит достаточно времени, и я считаю, что это достаточно безопасно, чтобы посмотреть вверх. Но это ошибка.

Потому что, когда я это делаю, он прямо там, эти чертовски красивые карие глаза прикованы к моему лицу.

— Может быть, я бы скучал по тебе, — тихо говорит он. — Потому что этот мир был бы чертовски жалким местом без тебя, маленькая ворона.

Наверное, это самая приятная вещь, которую он когда-либо мне говорил. И мой гребаный желудок делает сальто.

Черт.

Черт.

Я резко встаю, беря себя в руки ровно настолько, чтобы следить за тем, не полетят ли еще ножи, и почти вылетаю из зала. Дом и моя свита телохранителей следуют за мной, Дом требует объяснить, в чем дело, в то время как я отмахиваюсь от него, слабо оправдываясь тем, что у меня болит шея.

Он на это не купился. Я знаю, что нет. Но никто из нас ничего не говорит, пока он латает порез, очищая его и убеждаясь, что на него не нужно накладывать швы, прежде чем я говорю ему, что мне нужно пространство. Игнорируя боль в его глазах, он уходит, занимает пост снаружи и говорит мне запереть двери.

Оказавшись запертой, я забираюсь в постель и натягиваю одеяло на голову. Глубоко дыша, я пытаюсь понять, почему, черт возьми, у меня, кажется, возникают чувства к трем мужчинам одновременно.

Ни один из которых не является подходящим вариантом.

Кажется, что все они смотрят в мою сторону.

Я в этом не сильна. Дайте мне в руку пистолет и укажите цель? Я буду попадать в нее каждый раз. Ножи? Блядь, да. Возможность смерти? Я встречу это с улыбкой на лице и заберу с собой