Зови меня перед смертью - Марина Сергеевна Комарова

Мой дом пах древесиной, рисовой пудрой и сухими травами, что хранили в мешочках у входа, дабы отгонять злых духов. Я вдыхал этот запах с детства, и теперь он казался мне единственной неизменной вещью в жизни.

— Госпожа Шаокин сейчас на уроке каллиграфии, — сообщила одна из служанок.

Я невольно улыбнулся. Значит, сестрёнка в своей стихии.

— А отец? Как он себя чувствует?

Слуги переглянулись, и Лян Бо осторожно ответил:

— Ему немного лучше, молодой господин. Но вам стоит самому на него взглянуть.

Я кивнул, ощущая, как тепло в груди сменяется тревожным холодом. Лучше? Или просто держится?

Пора было узнать.

Глава 2

Я шагал по длинным коридорам, чувствуя, как по мне разливается странное, смешанное чувство. Дом, в котором я вырос, казался таким же, как прежде, но в то же время другим.

Широкие деревянные балки поддерживали крышу, искусно вырезанные узоры украшали карнизы и дверные косяки. На стенах висели свитки с каллиграфией и старинные картины с изображением гор и рек от лучших мастеров Дацзи — всё то, что отец собирал многие годы. Этот дом всегда был наполнен светом. Днём через открытые створки лился солнечный свет, а ночью мерцали фонари из рисовой бумаги, окрашенные в мягкие, золотистые оттенки.

Я провёл рукой по одной из колонн, чувствуя под пальцами гладкость дерева. В детстве мне нравилось прятаться за ними, наблюдать за взрослыми и тайно слушать их разговоры. Мне нравился запах в доме: смесь сандалового дерева, чая и тонкого аромата цветущей сливы, что проникал в окна с внутреннего двора.

Но были и вещи, что мне не были не по нраву. Например, холод, что царил в просторных комнатах зимой. В такие моменты казалось, что нигде не согреться. Или строгий порядок: всё всегда стояло на своих местах, и любое отклонение воспринималось как нарушение гармонии.

Мы миновали главный зал, где принимали гостей, и двинулись дальше к жилому крылу. Вдоль стены тянулись бумажные перегородки, расписанные цветами сливы и журавлями — работа мастера, который когда-то был другом моего отца. Нередко я наблюдал за тем, как он наносит штрихи кистью, и как отец тогда говорил, что истинная сила скрывается в тонкости линий.

Когда мы подошли к дверям отцовской спальни, сердце забилось быстрее. Я знал, что сейчас увижу его таким, каким не привык видеть: слабым, усталым, уставшим от борьбы с болезнью.

Лян Бо тихо отодвинул створки, пропуская меня внутрь.

Я затаил дыхание и сделал шаг вперед.

Как только вошёл, меня окутал тяжёлый, удушающий запах лекарств, смешанный с ароматами травяных настоев. Воздух был плотным, в нём будто витало что-то неуловимо тревожное.

Комната была просторной, но затемнённой — окна прикрыли тяжёлыми шторами, пропускающими лишь слабый свет. У стены стояла массивная кровать с резными столбиками и пологом, ткань которого казалась слишком тёмной, словно отражая состояние отца.

Я сделал шаг ещё ближе, и мне стало тяжело на душе.

На столике рядом с кроватью стояли фарфоровые чаши с недопитым отваром, какие-то свитки, оставленные без внимания. Отца не было видно за пологом, но я знал, что он тут.

Я сжал кулаки.

Где-то внутри теплилась надежда — пусть слабая, но она была.

Хоть я и знал, что надежды часто оказываются обманчивыми. Однако, не думать сейчас об этом. Не сметь!

Я отдёрнул полог.

То, что я увидел, ударило сильнее, чем когти любого демона.

Отец… Легендарный мастер меча Тан Цзинь, человек, чьё имя вселяло страх в монстров и уважение в людей, превратился в тень самого себя.

Совсем недавно он был крепким и сильным мужчиной с мощными плечами и осанкой воина. Теперь же от этой силы не осталось почти ничего. Лицо осунулось, кожа приобрела восковый оттенок, а скулы заострились так, что казалось прорежут кожу изнутри. Под глазами залегли тёмные тени, губы пересохли, а дыхание было таким слабым, что я невольно затаил своё, пытаясь уловить каждое движение его груди.

Я видел острые костяшки на руках, некогда крепких и уверенных. Теперь они выглядели так, будто одно неверное движение — и они рассыплются в прах.

Я знал, что отец болен.

Я знал, что болезнь нещадно терзает его, и с каждым днём ему становится хуже.

Но видеть его вот так — не просто ослабевшим, а истощённым до предела, почти высохшим, словно дерево, сожжённое внутренним огнём, — было невыносимо.

Сколько времени прошло после моего отбытия в пустыню Цилань? Всего ничего.

Я сжал кулаки, подавляя дрожь.

Я — Тан Янжан, сын Тан Цзиня, командир отряда демоноборцев. Я не имею права показывать слабость.

Но внутри всё горело.

Я хотел что-то сказать, но горло предательски сдавило.

Отец всегда был для меня непоколебимой глыбой… скалой, на которую можно опереться в любой буре. Даже когда я был ещё подростком и впервые отправился в бой, он сказал мне: «В жизни бывают битвы, в которых меч не поможет. Их ты должен выиграть силой духа».

И вот теперь он вёл свою последнюю битву.

А я не мог ничего сделать.

Но нет.

Просто стоять и смотреть — не выход.

Я глубоко вдохнул, заставляя себя говорить спокойно:

— Отец… — голос звучал ровно, но внутри всё сжалось. — Я вернулся.

Его глаза медленно открылись.

Тусклые, потускневшие, но всё же с искрой.

Он посмотрел на меня. Взгляд был тяжёлым, долгим, словно пытался вглядеться в самую суть моего существа.

Я не знал, что он увидел там, но уголки его губ дрогнули в слабой тени улыбки.

— Янжан… — голос хрипел и едва слышался, но он произнёс моё имя так, словно пробовал его на вкус после долгого перерыва. — Ты жив. Не ранен?

Я кивнул.

— Жив. Всё в порядке.

Он прикрыл глаза, устало выдохнув.

— Хорошо.

И замолчал.

Я сел на край кровати, внимательно наблюдая за его лицом. Отцу было тяжело говорить. Даже этот короткий разговор отнял у него силы. Я положил свою руку на его, стараясь передать хоть немного тепла.

Этого нельзя так оставлять. Вывернусь наизнанку, но найду нужных лекарей. Те, что у нас были, славились своим мастерством, но они ничего не смогли сделать. Только вот кого позвать.

Придворные лекари? Они хороши, но они в первую очередь служат императору, а не подданным империи. И смогут ли они хоть что-то? Монахи из Храма Вечного Спокойствия? Они умеют продлевать жизнь больным, но способны ли вылечить его?