Зови меня перед смертью - Марина Сергеевна Комарова

один из лучших целителей империи. Одни говорят, что он мог вытягивать болезни голыми руками, другие, что чувствовал смерть ещё до того, как её шаги слышались у дверей болеющего.

— Говорят? А вы?

Гуань Бай посмотрел на меня пристально, будто изучая что-то, чего я сам в себе ещё не видел.

— А я знаю, — сказал он. — Цай Юань действительно был велик. Но он исцелил того, кого не должен был исцелять.

Я чуть нахмурился, не понимая, о чем речь.

— Вы о ком?

Учитель помолчал какое-то время, но потом все же произнес:

— О демоне.

Я приподнял брови, не веря услышанному.

— Он помог демону?

— Да. Это был в каком-то плане… эксперимент. Цай Юань верил, что… если демоны — порождение мира, значит, их можно понять. Исцелить, приручить, обратить. Он пытался заглянуть за завесу того, что мы зовём добром и злом.

Я молчал.

— Что случилось потом?

— Демон убил его жену и детей, — спокойно ответил Учитель. — Сжёг дом. Оставил в живых только его самого.

Я прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. Демонам нельзя верить. Никогда.

— И он исчез, — продолжил Учитель. — Ушёл в горы, стал затворником. С тех пор лечит только тех, кого сочтёт достойными.

— Значит, мне придётся убедить его помочь.

Гуань Бай кивнул:

— Я отправлю ему весть.

Я склонил голову в благодарности, уже хотел поблагодарить, намереваясь покинуть дом, но учитель вдруг произнёс:

— А теперь о тебе, Янжан.

Я замер, не совсем понимая, о чем пойдет речь.

Гуань Бай задумчиво смотрел на меня.

— С тобой что-то не так.

Не то, чтобы это было какой-то новостью. Хоть и неприятно было слышать подобное. В смысле… я просто получил подтверждение, что проблем больше, чем хотелось бы. Хотелось бы вообще проблем. Но меня никто не спрашивал.

— Я ждал, когда вы заговорите об этом, учитель. Я… бился с демоном в проклятом месте. Слишком близко.

Он долго смотрел на меня. Потом произнес:

— Жду тебя завтра. На тренировку. Посмотрим, что можно сделать.

Я кивнул, понимая, что отказаться не получится. Да и это будет глупо.

На обратном пути я летел над городом, чувствуя, как ветер забирается под одежду, пробирая до костей. Уже светало. До этого тоже было так холодно? Или я просто не думал о погоде? Время пролетело незаметно.

Над Бачэн висела тишина. Внизу тускло светились фонари, затухая в переулках, на ночных рынках догорали последние угли жаровен, и редкие голоса доносились сквозь тусклую мглу.

Когда я опустился у ворот усадьбы, меня уже ждали.

— Братик! — раздался звонкий голос.

Я резко повернулся на голос. Не спит! Вот же ж мелкая белка.

Шаокин стояла на крыльце, освещённая мягким светом фонарей. Она была облачена в изысканные одежды наследницы клана Тан — светло-голубое шёлковое ханьфу с вышивкой серебряных облаков и золочеными узорами на рукавах, пояс украшен нефритовыми подвесками, а волосы собраны в аккуратный высокий узел, скреплённый изящной заколкой с жемчужинами. В руках она всё ещё держала кисть, а на мизинце правой руки темнел след от туши. Ого-го. Это занимается допоздна? Вот это прилежность.

Правда, ничего не мешало Шаокин после занятия сидеть и рисовать зайчиков, дожидаясь меня. Ведь знала, что я приехал.

— Ура! Ты вернулся! — Она сбежала по ступенькам и повисла у меня на шее.

Я улыбнулся, обнимая ее в ответ.

— Только закончила занятия?

— Учитель задержал, — кивнула она. — Говорит, что у меня слишком лёгкая рука, а в каллиграфии важна сила, ритм и дыхание.

— Он прав. Без внутренней концентрации даже самое красивое письмо — просто набор линий.

Шаокин надулась, потом подумала и показала язык.

Нет, определенно из неё ещё делать и делать благородную даму.

— Как отец? — спросил я.

Её глаза на мгновение потемнели.

— Всё так же.

Впрочем, чего можно было ждать. Но я не мог не спросить.

Шаокин тихо вздохнула и, опустив голову, выпустила меня, убрав кисть в рукав. Надеюсь, у меня теперь щеки не в туши, а то эта кудесница и не такое умеет.

— Ты устал, братик. Иди отдыхай.

Я посмотрел на неё — маленькую, но уже столь стойкую, будто взрослую. И вдруг почувствовал, как тепло разливается внутри.

— Ой, — спохватилась она, будто вспомнив. — На!

Шаокин протянула мне лист бумаги, на котором плавными ровными движениями были выведены иероглифы.

— Это моё последнее задание, — с лёгкой гордостью сказала она.

Я взглянул на текст. Линии были аккуратными, пропорции выдержаны, а в мазках угадывалась уверенная рука.

— У тебя получается всё лучше и лучше, — признал я, внимательно разглядывая каждую деталь.

Шаокин просияла, захлопала ресницами:

— Лучше, чем у тебя.

— Так… Не начинай.

— Ладно, учитель всё равно говорит, что мне не хватает силы.

— Это приходит с практикой.

Она немного поёжилась, поправляя рукава, а потом выпалила:

— Братик… Я хочу поступить в Академию Небесных Огней.

Я поднял взгляд.

Академия Небесных Огней была одним из самых престижных учебных заведений империи Дацзи. Расположенная в горах Тайлин, вдали от суеты столицы, она принимала лишь лучших из лучших. Там обучали не только каллиграфии, но и литературе, философии, военному искусству, управлению потоками энергии через написанные иероглифы. Говорили, что мастера Академии могли одним движением кисти запечатывать демонов или сковывать врагов магическими символами.

— Ты уверена? — спросил я.

— Да, — улыбнулась Шаокин. — Я хочу научиться настоящему мастерству. Не просто писать красиво, а вкладывать в слова силу.

Слово порой сильнее меча, сестричка.

Я медленно сложил лист с её работой и вернул.

— Это непростая дорога, Шаокин. Конкурс туда огромный, а требования ещё выше.

— Я знаю. Но я готова. — В её глазах вспыхнул огонь.

— Ты всегда была упрямой, — усмехнулся я.

— Ой, кто бы говорил, — заметила она.

Я фыркнул, признавая её правоту.

Некоторое время мы просто стояли в тишине. Потом она тихо спросила:

— Отец… ему хуже, да? Именно это ты увидел сегодня?

И как только поняла? Впрочем, она давно не ребенок, всё видит своими глазами.

Я медлил с ответом.

— Да.

Шаокин внезапно призналась:

— Я боюсь, Янжан.

Я мягко положил руку ей на плечо.

— Я тоже.

Она посмотрела на меня снизу вверх.

— Но ты же что-то делаешь, да? Ты найдёшь способ помочь?

— Я уже