В Рождество звезды светят ярче - Софи Жомен

больше любит его сестру – более хрупкую, в отличие от сильного и независимого старшего сына. Алекс никогда не демонстрировал и не выражал своих чувств, не то, что Стефани, изливавшая все свои чувства, и хорошие, и плохие. Их мать это доводило до исступления.

У нового директора «Галереи» стоит в горле ком. Он близок к слезам, но как всегда сдерживается, глаза остаются сухими.

Он сжимает кулон в ладони, ненадолго закрывает глаза.

– Папа, старый пройдоха… Даже после смерти ты продолжаешь катать меня на американских горках.

Алекс встает. Его кофе остыл, такого он пить не станет. Он выходит из кабинета и впивается взглядом во взволнованные синие глаза Жанин.

– Вы знали?

Помощница судорожно сглатывает, но взгляда не отводит.

– Знала, – шепчет она. – Почти с самого начала.

– Он был с вами откровенен?

Жанин садится в одно из кресел, Алекс следует ее примеру – опускается в соседнее кресло. Она позволяет себе стиснуть ему руку.

– В некотором смысле, да. Однажды я случайно застала их в кабинете вашего отца.

– Они превратили вас в свою сообщницу.

Это едкое слово, но Алекс не испытывает никакой горечи ни к Жанин, ни к отцу, ни к Мари Вердье. Последняя написала, что его отец навсегда сохранил привязанность к его матери, хотя Эмильена Артман была и осталась глыбой льда. Алексу не запомнилось ни проблеска любви во взглядах, которыми она одаривала мужа. Она всегда была твердой и холодной, как робот. Как можно было продолжать любить такую женщину? Скорее всего, отец сохранял уважение к ней как к матери своих детей. Алекс всегда задавал себя этот вопрос. Теперь Мари Вердье подсказала ему недостающий ответ.

– Нет, они не сделали меня своей сообщницей, – возражает ему Жанин. – Ваш отец знал, что может рассчитывать на мое молчание, но что в случае чего я не стану лгать. Ваша мать редко здесь бывала и редко сюда звонила, поэтому я никогда не оказывалась в щекотливом положении. Я бы не позволила ей так меня подвести.

– Хочу вас спросить, Жанин…

Она сжимает его пальцы, улыбается. Для Алекса это прекраснейшая в мире улыбка.

– Да, – отвечает она, опережая его вопрос. – Он очень вами гордился, все написанное в этом письме – чистая правда.

За этим следует почти болезненная тишина. Ему до боли недостает отца, но так остро он осознает это только сегодня. Становится трудно дышать, в горле першит. Жанин, которой всегда хватало чуткости, понимает без слов его состояние и меняет тему.

– Вы собираетесь согласиться с уходом Мари Вердье?

– Я не стану ей мешать.

– И как вы ее проводите?

Алексу смешон этот вопрос. Сколько он себя помнит, Жанин всегда помогала вдовам и сиротам, всегда вступалась за сотрудников.

– А вы как думаете? – отвечает он вопросом на вопрос.

– Что она была лучшей в своем деле, что помогала вашему отцу быть тем человеком, каким вы его знали, и что все здесь будут сожалеть о ее уходе.

Алекс с улыбкой смотрит на Жанин.

– Да будет так! Я буду щедр.

Жанин привстает в кресле и прикасается губами к его щеке. Алекс с трудом подавляет желание ее обнять. Нельзя быть таким немилосердным!

– Ну, меня ждет работа, – говорит она.

– И меня…

Это очень кстати, сегодня работа позволит ему продержаться. Текущие дела – и Агата Мурано!

Валерия проведет с ними Рождество…

Агата мысленно твердит эти слова, не очень-то им веря. Уже несколько месяцев о сестре нет ни слуху ни духу, она не подает признаков жизни – и оказывается, что достаточно погладить кота, чтобы она материализовалась! Агата не хочет витать в облаках. То, что сбылись два ее желания, еще ничего не значит. То и другое – всего лишь совпадения! Может быть…

Агате трудно испытывать не то что подъем, но даже простую радость от новости о приезде сестры. Валерия непредсказуема, непостоянна, неспособна на альтруизм, поэтому Агата собирается сообщить эту новость племяннице только в день ее приезда. Она склонна думать, что внезапное появление Валерии никак не связано с Хлоей. Наверняка ей понадобились деньги, которые родители поспешат ей выдать, осчастливленные тем, что в кои-то веки проведут Рождество вместе с дочерью.

Агате вспоминается ужин в рождественскую ночь несколько лет назад. Хлое было тогда два с половиной года. Валерия села за стол и ела, не переставая болтать про то, как прекрасно жить одной, без привязанностей; когда настал момент обмениваться подарками, она получила шкатулку с драгоценностью их бабки, которую они не застали, – изысканным золотым колечком. Агате еще раньше достался медальон-камея. Их мать расставалась с тем и другим с сильным волнением, но ей было важно, чтобы эти вещицы перешли к дочерям. Валерия презрительно посмотрела на кольцо, повертела его, спросила, стоит ли оно чего-нибудь, ведь ей нужны деньги и родители должны это понимать…

Роза Мурано встала тогда и вышла под тем предлогом, что сейчас принесет бутылку шампанского, но на самом деле спряталась в спальне, чтобы всплакнуть. Агата не могла простить этого сестре, она поняла, что та безнадежна, что никогда не исправится.

То Рождество было последним, которое они провели вместе. И вот теперь опять…

Агата поспешно наводит порядок у себя в кабинете, безжалостно выбрасывает ненужное, трет стол под удивленными взглядами Жозефины и Жаклин Риар, заведующей отделом кадров.

– Что-то не так? – спрашивает ее Жаклин.

– Сегодня четверг! – напоминает ей Жозефина. – По четвергам наша Агата превращается в фею порядка!

Жаклин с сомнением рассматривает Агату, потом пожимает плечами.

– Короче говоря, – говорит она, тыча пальцем в лист бумаги на столе Жозефины, – вы неверно суммировали свои часы переработки, надо пересчитать.

– Я пересчитаю, – ворчливо отзывается ассистентка Агаты.

После ухода Жаклин Риар Жозефина поворачивается к Агате.

– Что происходит?

– Ничего, не беспокойся.

Жозефина вздыхает, хмурит брови.

– Слушай, я неплохо тебя знаю, если ты кидаешься делать уборку, значит, все плохо.

Агата не настолько близка со своей ассистенткой, чтобы обсуждать с ней свои переживания. Никто не знает, что творится у нее в семье, она слишком застенчива, чтобы кому-то открыться. Она улыбается Жозефине и уже открыла рот, чтобы сказать, что все хорошо, когда к ней в кабинет бодро входит Александр Артман.

– Здравствуйте, дамы! Как вы, Агата, после вчерашнего? Обошлось без синяков на попе?

Агата перестает дышать и чувствует, что заливается краской. Глаза Жозефины расширяются до размера двух блюдец.

– Э-э-э… да, спасибо.

– Вы не отправили мне сообщение, а ведь мы договаривались. Надеюсь, Хлоя в порядке?

Агата смотрит на Жозефину, та застыла с разинутым ртом.

– Да, она уже забыла про свое запястье.

– Тем