В Рождество звезды светят ярче - Софи Жомен

лучше. Так, это вам и вам. – Он протягивает Агате и Жозефине по конверту. – Это приглашение сотрудникам на Рождество. Вы, Агата, естественно, приглашены с Хлоей и… с вашим супругом, если такой имеется.

«Если такой имеется»? Ничего себе!

– Я приду только с Хлоей, – торопится уточнить Агата.

Улыбку патрона невозможно расшифровать. У нее странное ощущение, что это был подвох, способ выяснить, замужем ли она.

– Благодарю, месье Артман.

– Алекс, – поправляет ее он.

Агата судорожно глотает.

– Прошу прощения?

– Называйте меня Алексом.

Она разевает рот, как рыба в аквариуме.

– Почему не Александр?

Он широко улыбается.

– Пусть будет Александр. Все-таки мы с вами исполнили номер из ледового балетного ревю. Агата, Жозефина, желаю вам обеим прекрасного завершения дня!

И он исчезает так же стремительно, как появился.

Агата прикусывает губу и избегает смотреть на Жозефину. Она бы предпочла сейчас провалиться сквозь землю.

– Объяснения будут? – обращается к ней ассистентка.

– Здесь нечего объяснять. Все просто: я привела Хлою на открытый каток, а там был месье Артман с племянником и племянницей.

– Ты хотела сказать «Александр», – хихикает Жозефина.

Агата раздраженно цокает языком.

– Теперь еще ты!..

– Что за история с Хлоей?

– Она неудачно упала, и месье Артман…

– Александр, – опять поправляет Агату Жозефина.

– Лучше не надоедай!

Агата отворачивается от нее, забирает сумочку и пальто.

– Я уже опаздываю, надо купить Хлое шоколадные конфеты на день Святого Николая и забрать ее у моих родителей.

– Конечно… Кстати, он хорошо катается на коньках?

Выходя из кабинета, Агата поворачивается к Жозефине и задорно отвечает:

– Как бог!

13

Физически Агата уже находится перед домом своих родителей, но мысленно еще в «Галерее».

Вспоминая плохо завуалированные намеки Александра Артмана, она с гримасой ищет в сумке ключи. Между ней и им ничего не было и ничего не будет. У нее нет времени на поддержание близких отношений, тем более на рабочем месте, да еще со своим патроном.

Найдя, наконец, ключи, она отпирает дверь и собирается повторить ритуал стука: семь коротких ударов всегда в одном и том же ритме, предупреждение родителей о своем приходе. Но, уже занеся руку, она замирает. До ее слуха доносится смех, возбужденный голосок Хлои. Само по себе это в порядке вещей, но ее настораживает необычная громкость, и она решает войти без стука.

В коридор проникают ароматы, как знакомые, так и неведомые. Ее мать приготовила блюдо, которое он знает, но при этом затрудняется опознать.

– Это ты, Агата? – кричит ее отец, когда она кладет сумочку на столик для посуды.

– Кто же еще? Или ты ждешь Монику Беллуччи?

Вечер и правда какой-то странный, говорит она себе, вешая пальто на крючок. В коридор выбегает растрепанная, раскрасневшаяся Хлоя.

– Zia, zia! [14] Иди посмотри быстрее, ты не поверишь!

– На что посмотреть? Полегче, Хлоя! Я принесла тебе шоколадки на день Святого Нико…

Она не успевает договорить: племянница уже исчезает в гостиной.

Агату охватывает горькое чувство дежавю, оно нарастает с каждым преодолеваемым метром коридора.

Она входит в гостиную и замирает как вкопанная, перестав дышать.

Валерия.

Ее сестра стоит с бокалом шампанского в руке.

С последнего раза она не изменилась. Вернее, изменилась – к лучшему. Отрастила волосы, великолепные каштановые кудри, падающие теперь ей на плечи. Лицо как будто отдохнувшее, без прежних ужасных синяков под глазами, на полщеки. Кажется, немного набрала вес, достаточно, чтобы опериться и уже не смахивать на драную кошку.

– Агата, cara mia…

Этот ее ни с чем не сравнимый голос – хриплый, почти осипший, какой-то колдовской.

Агата напускает на себя такой вид, словно видеть здесь сестру – самое обыкновенное дело. Велика важность, навестила родителей, как всегда в выходные, только и всего.

– Валерия! Какой сюрприз!

«Какой сюрприз»… Всего два слова, но за ними скрыта широкая гамма противоречивых чувств. Внутри у Агаты все кипит.

Валерия делает вид, что не заметила в словах сестры иронии, и отвечает ни них улыбкой.

– Знаю, я нагрянула внезапно, раньше, чем собиралась, но мне не хотелось дожидаться Рождества, не терпелось всех повидать.

Агата мысленно отвечает на это, что «внезапно» – лучше всего характеризующее ее сестру наречие: внезапно исчезнуть, внезапно перестать сообщать о себе, внезапно – и изредка – появляться в родительском доме, внезапно вспоминать, что она мать… Но, глядя на родителей, Агата понимает, что несмотря на лишние морщины, которыми те обязаны Валерии, несмотря на свои слезы, бессонные ночи, тревогу, они счастливы ее видеть. Отец откупорил шампанское, у матери еще красные от слез радости глаза.

А что сказать о Хлое! Девочка словно обезумела: скачет, поет, ходит на голове, словом, всячески выражает свой восторг и привлекает к себе внимание матери. С какой стати портить им настроение? Валерия ведет себя – с незначительной поправкой – в духе легенды о блудном сыне, ничего нового за последние две тысячи лет…

Агата улыбается самой искренней улыбкой, на какую способна, и подходит к сестре, чтобы ее обнять.

– Хорошо, что приехала, – шепчет она. – Спасибо, что так их порадовала.

Вместо ответа Валерия приветствует сестру поднятым фужером. Джузеппе торопится подать полный фужер Агате, все чокаются в честь этой неожиданной встречи. Затем наступает момент смущенного молчания, каждый любуется пузырьками в своем фужере. Лед разбивает мать:

– Пора за стол!

В чем в чем, а уж в области гастрономии мать Агаты и Валерии никогда не застать врасплох. Агата отказывается понимать, как та умудряется при любых обстоятельствах ставить на стол угощение, на уступающее красочным застольям из итальянского кино. У нее всегда припасено все необходимое для вкуснейших, подлинно итальянских кушаний, и никогда еще ей не случалось что-либо испортить или сжечь. Можно подумать, что эта несравненная повариха наделена шестым чувством, заранее предупреждающим ее о нежданных гостях.

Роза возвращается из кухни, гордо неся чугунную жаровню. Когда она снимает крышку, гостиная наполняется тем неописуемым ароматом, который Агата почуяла еще в коридоре, у нее уже текут слюнки, но одновременно на душе у нее скребут кошки.

Coniglio in potacchio. Кролик по рецепту провинции Марке, любимое блюдо Валерии. А когда мать последний раз готовила обожаемые Агатой panzerotti[15] или paccheri rigati[16]?

Она чувствует кривизну своей улыбки и пытается себя урезонить. Разве эти старания угодить Валерии не логичны? Родители так редко видят свою старшую дочь! Агата знает, что они не слепы, что они справедливы, что благодарны ей за то, что она заменила Хлое мать, а им – саму Валерию, за ее самопожертвование. Сейчас за столом не хватает старшего, Антонелло, но