Ночной скандал - Аннабел Брайант

приветствия, и тот пожал ее со всей сердечностью. Затевать знакомство посреди дороги было делом не совсем обычным, однако путь предстояло расчистить, а убрать тяжелый ствол одному человеку не под силу.

— Хорошо, что вы остановились. — Джентльмен, похоже, был сравнительно молод хотя, что разглядишь под тяжелой зимней одеждой? На нем были бобровая шапка и кашемировый шарф. Полы теплого черного пальто развевались на ветру. — Я Киркмен. — Он пронзительно свистнул, и его жеребец, настоящий зверюга, всхрапнул в ответ и встал, успокаиваясь. — Покидаете Лейтон-Хаус? — Киркмен дружелюбно улыбнулся. — А я как раз держу туда путь.

Не иначе черт сегодня справляет именины, подумал Мэтью. В чем еще могла быть причина подобного совпадения?

— Да, мы уехали утром, хотя далеко не продвинулись.

— Погода не благоприятствует. — Киркмен подошел к упавшему дереву, и Мэтью пришлось пойти за ним. Джордж выскочил вперед, спеша взять на себя основную часть работы, но для Мэтью его услужливость только напомнила о собственной неполноценности. Ему хотелось всматриваться в горизонт, восхищаться заснеженными деревьями и ледяной глазурью, составляющими безмятежность зимнего утра. Но он заставлял себя наблюдать за трудами этих двоих, от злости сжав пальцы правой руки в кулак — какая досада, что он не может сделать больше!

С помощью Джорджа Киркмен поднял ствол, и они оттащили его с дороги. Уиттингему следовало бы радоваться, учитывая, что теперь он вернется в Лондон гораздо раньше, но он, напротив, даже разозлился. Человеку не следует беспокоиться из-за кочек на дороге. Или что он вдруг оступится, просто поднимая бревно. Пусть Киркмен думает, будто кучер тащил дерево из уважения к хозяину; но как же Мэтью хотелось сделать работу самому!

Кивнув, Киркмен без видимых усилий вскочил в седло и, щелкнув поводьями, пронесся мимо, подняв за собой вихрь воздуха, который пробрал Мэтью до костей. Он плевался проклятьями, пока шел назад к карете, где в квадратном проеме маячил Коггз, держа нос по ветру событий, точно мастиф тюрьмы Ньюгейт. Мэтью едва сдержал желание придавить его лицо ладонью и втолкнуть назад в нутро кареты.

— И что это было? Кто этот хлыщ?

Вопрос был задан прежде, чем Мэтью успел сесть в карету.

— Киркмен.

— Киркмен? — В голосе камердинера звучало неприкрытое удивление.

— И хватит об этом.

Теодосия не позволила бы себе смотреть, как уезжает Мэтью, и намеренно держалась подальше от окон, выходящих на подъездную аллею, хотя и встала до рассвета. А еще взяла поднос с завтраком к себе в комнату, чтобы не столкнуться с графом где-нибудь в передней или столовой. Она осталась в постели, разглядывая чудесные кружевные узоры полога, вышитые на нем божьи коровки и цветы. Она надеялась отвлечься от мыслей о неизбежном.

Пусть Теодосия и не ослепительная красавица, но и не урод же. Она обыкновенная, и это ее вполне устраивало. В конце концов, разве внешность так уж важна… Лучше остаться в постели, с котом, лишь бы не сталкиваться с неподвижной тишиной своего существования. Как глупо — чувствовать себя одинокой. Со своей участью Теодосия примирилась давным-давно, и приступы жалости к себе у нее случались крайне редко.

В конце концов, она все-таки оделась и отправилась на поиски Николауса — в его сочувственном обществе она нуждалась. Кот, как назло, куда-то запропастился, так что пришлось возобновить обычный распорядок дня. В это утро, однако, чувства пустились вразброд, и Теодосии пришлось приложить немало усилий, дабы выстроить их обычным порядком.

«Прежде чем граф Уиттингем нарушил мое уединение».

«Прежде чем он зацеловал меня до потери рассудка».

«Прежде чем он открылся мне, и я выдала все тайны своего сердца».

Теодосия была в замешательстве как случилось, что эти несколько дней произвели в ней такой переворот и подняли бурю чувств? Но один простой факт игнорировать точно не получилось бы: ей нравилось находиться в его обществе. А потом он уехал, и с тех пор Теодосия стала ярко ощущать свое одиночество.

Почти всю жизнь она видела, как люди уходят — слишком часто, едва успев поведать свою историю.

Решив проведать оранжерею и забыться в заботах о растениях и животных, Теодосия поспешила туда, отперла дверь и закрылась в своем личном святилище. Первым делом покормила Исаака, молча погладила Уильяма по длинной чешуйчатой спинке, а потом обрезала декоративный рябчик, который совсем не нуждался в обрезке. Несмотря на прилагаемые усилия, слезы все-таки бежали по ее щекам.

Отдавшись во власть грусти, Теодосия пошла в дальний угол оранжереи, чтобы взглянуть на пространный пейзаж. Отсюда были видны обугленные остатки дома, где прошло ее детство. Крепко, до боли, Теодосия смежила веки в надежде, что услышит голос матери или смех отца. Напрасно!

Напротив, к собственному удивлению, из груди ее вырвалось сдавленное рыдание, за которым последовали еще несколько всхлипов. Охваченная настоящим отчаянием, она позволила себе минуту слабости. Потом, выплакавшись, Теодосия пойдет проведать дедушку. Дора уже сообщила ей, что спал он крепко. Однако сейчас было еще слишком рано, так что девушка могла поплакать всласть. Упиваться печалью — это очень соответствовало моменту.

Мало-помалу слезы закончились, а пульс выровнялся. Теодосия прижалась лбом к стеклу. От ее теплого дыхания стекло затуманилось, и окружающий мир потерял четкость.

Сначала она не поняла, что видит. Потребовалась добрая минута сосредоточения и четкого мышления. Но когда Теодосия поняла, что именно у нее перед глазами, у нее буквально захватило дух. На стекле, где собрались капельки воды, выступили отпечатки пальцев Мэтью. Она вспомнила, как он изучал оранжерею, какое впечатление произвели на него стеклянные панели от пола до потолка и возможность поддерживать жизнь растений и зимой. Он тогда стоял, почти прижавшись носом к стеклу, чтобы лучше видеть окружающий пейзаж, — совсем как она сейчас.

Теодосия долго смотрела на эти отпечатки. Потом стерла их, не желая продлевать свои страдания. Какая логика в печали? Она не может допустить, чтобы сердце ее дало трещину.

Теодосия вытерла глаза, заперла дверь и пошла назад, в главный дом. Почти бесшумно идя по галерее, почти добралась до холла и вздрогнула, здорово перепугавшись. Она никак не ожидала увидеть деда здесь. Волосы взъерошены, в ночной сорочке, на которую он все-таки накинул свободный халат, затянув его поясом. Лорд Тэлбот был бос и стоял совершенно неподвижно, будто не узнавая место, где находился, и беспомощно ожидал, что кто-нибудь его спасет.

Сердце сжалось, принимая суровую правду, и Теодосия бросилась к нему, чтобы поскорее отвести наверх. Ему следует подобающе одеться.

— Дедушка, все ли с тобой хорошо?

Глупый вопрос, когда ответ известен заранее.

— Вот и ты, дорогая. — Он шумно вздохнул. — Я думал, что ты уехала