Сказка о царевиче-птице и однорукой царевне - Надежда Николаевна Бугаёва

Во дворе пусто, как будто события прошлой ночи выдуманы.

Как, как же узнать, куда из Versaillais не мешкая направился он после разговора с убитым?

Среди кутёжного шума пауки могли незаметно… Ляля почему-то представляет, как злодеи вызывающе кидают перчатку ему в лицо. Невольник чести, теперь он вынужден дать им удовлетворение. Брызгает красная кровь… Нет-нет!

Среди кутёжного шума… Ей припоминается подслушанный давеча разговор: от Бальмонта только шум… Шум нам ни к чему… Le Gant Rouge[63]… Это название произнесли заговорщики. Так вот откуда в её воображение вошли перчатка и красная кровь!

– Le Gant Rouge, – говорит она вознице и ждёт его реакции.

Тот не знает такого адреса.

– Le Gant Rouge.

Следующий тоже не знает. Она немного проходит вдоль по улице.

– Le Gant Rouge?

– 15 сантимов.

И невозмутимый автомедон устало взмахивает хлыстиком: Allé…

Они едут, едут, проезжают церковь, тысячу мелких улиц. Перед надписью La taverne около висящей рыцарской рукавицы коричневого цвета её высаживают. Она натягивает вуалетку на кончик носа и заходит.

Le Gant Rouge оказывается заведением с низким потолком и рыцарской атрибутикой там и сям: слева и справа по стенам симметрично торчат два незажжённых факела и оленьи рога, свечи выглядывают из покачивающихся на цепях светильников-жирандолей.

В остальном Le Gant Rouge не более относится к рыцарям, чем Высшая школа на улицы Сорбонны. Даже менее. Дальнюю стену украшает большое мутное зеркало: в нём всё видится в белой пелене, лица смазанны и неузнаваемы, как в бреду.

Ляля Гавриловна проходит в угол у края зеркала и садится за маленький пустой столик.

– Que voulez-vous?..[64] – к ней подходит девушка, и Ляля нарочно не подымает глаз, оставив их на уровне крошечных кистей рук прислуги и кружева на её острой груди.

– Pardonnez-moi, – отвечает Ляля усталым голосом вуальной барыни, какой хочет сейчас казаться, – я так устала, я зашла ради чашечки кофе, s'il vous plaît.[65]

Из-за вуалетки Ляля Гавриловна осторожно осматривает зал: многие столики пустуют, остальные заняты обычными парижанами. По крайней мере, среди сидящих в зале Развалова нет.

Девушка ставит чашечку кофе.

– Pardonnez-moi, – вновь обращается к ней Ляля Гавриловна, – у меня была назначена встреча с моим другом недалеко отсюда, но он не пришёл. Может быть, вы видели его?

– Как выглядит ваш друг? – говорят крошечные кисти бесцветным голосом.

– Мой друг – не старый ещё мужчина, высокий, худой и длинноволосый. Он… он немного похож на клошара, – добавляет Ляля, вспомнив потёртые брюки Развалова и его многострадальный шейный платок. От их образов ей согревает теплом грудь, но в то же время щемит.

Девушка или смеётся, или кашляет:

– Посмотрите вокруг: здесь половина публики похожи на клошаров. Pardonnez-moi, но я не знаю вашего друга.

Ляля Гавриловна допивает кофе, но долго не делает последний глоток, поверх чашечки напоследок оглядывая зал. В этот момент из дверцы позади стойки в зал заходит один из парижских извозчиков: в скромном цилиндре и с воротничком. Он останавливается подле стойки, и ему наливают выпить за счёт заведения: это кучер, служащий при таверне.

Отвозить ему пока некого, и он степенно, как все деревенские люди что в России, что во Франции, ждёт, пока появится работа. Осушив стаканчик, он что-то достаёт из кармана.

Маленькая вещица поблёскивает в его большой руке. Ляля Гавриловна так и застывает со своей чашечкой, не веря глазам: это часики Развалова.

Петля вокруг шеи дня

Ляля Гавриловна замечает, что её зубов касается кофейная чашка. Она отнимает её ото рта и ставит на блюдце. Её сердце неистово бьётся не в груди, а в самой голове, и она всерьёз боится, что её стошнит. Маленькие серебряные часики Развалова в неловкой руке возницы – что это? Что это значит?

Само явление это настолько немыслимо, что сводит Лялю Гавриловну с ума. Но раз за разом поглядывая на крестьянина в цилиндре, она уже не сомневается: это те самые часики, которые он вчера всё время вертел, пока небрежно сидел слева от Кончиковского.

В таверне стало оживлённее: люди заняли столики группами, звякают приборы, стекло и голоса. К вознице подходит черноволосый в нарукавниках и что-то говорит на ухо, прикрывая рот рукой: видимо, для кучера появилась работа. Тот степенно допивает и встаёт.

Ляля Гавриловна тоже встаёт и кладёт деньги под блюдце. Стараясь не суетиться, она выходит на воздух и из-за угла видит возницу с часиками: он залазит на козлы и ждёт приказа. Скоро стемнеет. Она оглядывается: к ней подъезжает другой экипаж.

– Прошу вас, Мсьё, мне нужно поехать за тем экипажем, – говорит она наклонившемуся к ней по знаку извозчику, – я заплачу, сколько надо…

Во время тряского пути они заезжают в незнакомый ей район: проезжают мимо общественного кладбища, мимо нового водосборника. Это район Шаронн, восточная окраина города.

Экипаж резко останавливается. Ляля Гавриловна вылазит и вопросительно смотрит на кучера: усмехаясь, он указывает хлыстом на излом дороги.

– Они остановились во-о-он там, – говорит он, – а я тут, чтоб нас не заприметили.

Вокруг абсолютно темно, изо рта идёт пар. Впереди за поворотом виден мутный свет каких-то построек. Ляля достаёт полфранка и даёт вознице.

– Madame… – Он качает головой. Она отдаёт ему ещё. Он продолжает держать руку. Она кладёт целый франк.

Ей приходится идти с поднятой вуалью, чтобы хоть как-то разобрать дорогу. Подойдя к строению с расплывчато-жёлтым светом из окон, она натягивает вуалетку обратно и выпрямляет плечи: возможно, её примут за вдову, разыскивающую беспутного брата или пришедшую на тайную встречу с ростовщиком насчёт заложенного имущества.

Перед входом стоят два экипажа, в кучере одного из которых Ляля Гавриловна моментально узнаёт обладателя часиков. Несколько человек заходят, а двое как раз выходят: один поддерживает второго, пока они садятся в экипаж. Дверца захлопывается, лошадь, тихо заржав, морщит губы и покорно трусит в темноту.

Ляля Гавриловна подходит к дверям, берётся за ручку – не заперто. Она входит.

В полутёмной прихожей за высоким конторским столом сидят старые мужчина и женщина. В полутьме только они и стол перед ними выхвачены из мрака грязно-жёлтым пятном. Место напоминает древний отель, не обновлявшийся со времён Второй республики[66].Запах стоит спёртый и тошнотворный. Приложив платочек ко рту, Ляля Гавриловна подходит к стойке. Старуха, не вынимая папироски изо рта, спрашивает её:

– Кого-то ищете, милая?

Ляля молча кивает.

– Вероятно, вашего мужа?

В голосе старухи Ляля слышит если не сочувствие, то, по крайней мере,