Сказка о царевиче-птице и однорукой царевне - Надежда Николаевна Бугаёва

– Это мой брат, Madame, это мой бедный брат.

Что здесь за место такое? В недоумении Ляля боится сказать что-то невпопад и выдать себя.

– А ваш муж знает, что вы пришли сюда?

– Я вдова, Madame. У меня остался только мой бедный брат.

Madame кивает и переглядывается с уродливым стариком, сидящим рядом с ней. Оба смотрят на Лялю слезящимися жёлтыми глазами и, кажется ей, посмеиваются.

– Пребывание у нас стоит денег, вы же знаете это? – говорит карга с папироской.

Ляля кивает.

– Вы пришли, чтобы заплатить за своего брата, моя милая?

– Oui, Madame.

Карга удовлетворённо кряхтит и встаёт. Она достаёт Ляле до плеча, её платье убрано тонким белым кружевом, а шею обвивает молочный жемчуг.

– Что ж, моя милая, тогда пойдёмте.

Старуха берёт свечу и медленно идёт по узкому коридорчику с Лялей позади. Так они достигают тупика, от которого вниз уходит лестница. Они начинают спускаться. Душно, воздух смердит и душит Лялю Гавриловну. Она не отнимает платочка ото рта. Вуалетка затемняет и без того тёмные ступени, но она скорее отдаст левую руку на отсечение, чем откроет лицо.

На нижнем этаже тоже царит полумрак. Налево и направо расходятся лишённые дверей комнатки, некоторые из которых завешены пологами. Там, где проходы лишены покрова, Ляля Гавриловна видит узкие нары, почти на каждой из которых лежит по человеку. Карга останавливается перед всякой незавешенной комнаткой и жестом предлагает Ляле Гавриловне удостовериться. Нет, тоже жестом даёт понять Ляля, я не знаю этих людей.

Они доходят до места, где комнатки заканчиваются и помещение через арку переходит в следующее: там уже нет перегородок, тощие нары ровными рядками выстроились напротив стен. Освещение тут ещё хуже, но не по вине янтарных огней светильников: серыми волнами плывёт дымок, и комната тонет в этом дымке. Это курильня опиума, догадывается Ляля Гавриловна.

Карга касается её руки:

– Вы видите здесь своего брата, моя милая?

Остолбенело, остро чувствуя нереальность происходящего, Ляля заставляет себя посмотреть в лица лежащим на кроватях. Может ли быть, что в одном из них она сейчас обнаружит его? Немыслимо. Однако только это придаст завершённость всем событиям дня. Ибо что есть поиск без обнаружения? Обнаружение – лишь оно имеет смысл. Без него незавершённость затянется губительной петлёй вокруг шеи дня и погубит его.

И она покорно идёт вдоль безобразных общипанных нар, по-богадельному протянувшихся до самой дальней стены. Сердце продолжает неприятно и больно биться. Мрачное предчувствие, как всегда, подобно маленькой смерти.

Почти у всех людей закрыты глаза, а небритые лица выглядят помятыми и больными. Многие выглядят старыми и хрупкими. Несколько молодых мужчин как будто свалились в горячечном беспамятстве и не могут проснуться. Пару раз Ляле кажется, что лежащие перед ней мертвы. Левый ряд завершён, она переходит к правому.

Во втором же мужчине Ляля Гавриловна моментально узнаёт Развалова. Даже не за секунду – за долю секунды она видит, что это он.

Его волосы больше не убраны в конский хвост: они свободно лежат на плечах и щеках, трогательно рассыпавшись, как будто он больше не властен над ними и над собой. Его лицо полускрыто и видно ей в профиль. Прошли сутки с их прошлой встречи: как с тех пор он умудрился потерять свои часики и оказаться в опиумном притоне?

Ляля Гавриловна с мукой скользит взглядом с его бледного безмолвного лица к мятому пиджаку с вывернутым карманом, с развязанного чёрного галстука к острым коленям полусогнутых ног. Он лежит так, будто его положили, в неудобной и кривобокой позе, с повёрнутой набок головой и бессильно упавшими руками. Его руки – большие кисти кажутся серыми от бледности – резко выдаются на фоне тёмных брюк и жилетки.

Не помня себя, она подходит и пожимает его руки – они холодные.

Ляле Гавриловне страшно, она касается его лба – он липкий и холодный.

– Илья Ефимыч? – Она отводит его пушистые волоса в сторону и шепчет ему прямо в ухо: – Илья Ефимыч, голубчик…

Только заслышав свой собственный голос, Ляля замечает в нём слёзы. Сердце молотом бьётся у ней в голове.

Обеими руками она щупает его за плечи, за грудь: он совершенно неподвижен. Она пытается понять, стучит ли у него сердце: щупает его жёсткую грудь, но ничего не может разобрать.

С ужасом она понимает, что он даже не тёплый: у него холодные руки, холодный лоб, жилетка у него на груди холодная, совсем не прогретая живым теплом тела. Забыв, что позади осталась карга, Ляля Гавриловна прикладывается ухом к его груди и слушает, слушает… Но биение её собственного сердца так неистово, что она слышит лишь его.

В отчаянье она щупает его холодную шею, его худые запястья, но ничего, ничего не может разобрать!.. Её руки начинают так сильно трястись, что минуту она вынуждена просто сидеть сбоку его койки, сжимая его бессильное запястье обеими своими руками.

У неё за спиной карга, молча наблюдавшая за всем, негромко зовёт кого-то:

– Кристоф!

К ним подходит Кристоф – среднего роста брюнет с неблагородным, жёлчным лицом. Жестом он велит Ляле Гавриловне не мешать ему – она поднимается и теперь стоит слева от нар, – а сам он в это время подносит что-то к лицу Развалова. Сначала Ляля не понимает, а потом видит, что это зеркальце: Кристоф держит его перед самым ртом Развалова, а затем внимательно разглядывает перед свечой.

– Вроде жив, – наконец гнусаво бросает он и отходит в сторону.

Тогда старуха делает шаг и, как прежде, касается Лялиной руки:

– Моя милая, вы можете забрать вашего брата после того, как оплатите наши расходы.

Она не отнимает от Ляли своей руки в мерцающих кольцах, и Ляля понимает, что должна оставить Развалова и пойти за каргой. Она оправляет вуалетку, подносит ко рту платочек, о котором позабыла, и втроём с Кристофом они проходят обратно через все помещения притона и вверх по лестнице, пока не оказываются в комнатке, которую Ляля Гавриловна сразу определяет как кабинет. Там тоже полутемно: вероятно, дела заведения не терпят света.

– Моя милая, вам придётся уплатить 100 франков, если вы желаете забрать вашего брата, – спокойно говорит карга.

– Вы готовы отдать деньги сейчас или желаете отсрочки? Если вы возьмёте отсрочку, то вашему брату придётся ещё побыть у нас, надеюсь, вы понимаете. Может быть, вы хотите послать к кому-то за деньгами? Кристоф любезно съездит для вас, а вы покуда можете обождать тут.

– Я готова заплатить немедленно, – говорит Ляля Гавриловна. Она извиняется и отходит в сторону, где почти совсем темно. Старуха