Измена. Верну тебя, жена - Ира Орлова

до этого. Я метался по гостиной, как зверь в клетке, включал телевизор, выключал, открывал холодильник, но всё, что видел — её вещи, её запах, её кружку с недопитым кофе на столе. Все её! Вокруг она. И я на правах гостя в некогда своем доме.

Каждая деталь, угол любой комнаты - все обставлено с любовью и вкусом моей женой, и я не мог дышать потому что понимание того, что я тут лишний, приходящий гость - отравляет. Телефон молчал, её геопозиция — я подключил её ещё три года назад, не для контроля, а чтобы знать, что она и Макс в безопасности, — показывала, что она едет в центр. На свидание? К подругам? Чёрт, я не знал ничего наверняка, и это сводило с ума. Я не привык быть не в курсе ее дел, передвижений…

А сейчас все что мне остается - смотреть на стрелку на экране телефона и гадать куда она едет.

Тогда позвонила мама. Её твердый и проницательный голос, как всегда, пробился сквозь шум в моей голове и четко вычислил неладное.

— Сынок, что у вас творится?

Я сжал телефон, горло пересохло. Я никогда не рассказывал ей всего, не хотел, чтобы она смотрела на меня, как на подонка. Но по телефону — проще, чем в глаза. Слова вырвались, хриплые, тяжёлые:

— Мам, я… я не изменял ей. Клянусь. Но я сделал ей больно. Виделся с Катькой, напился, не думал, всё как в тумане было. Аня теперь думает, что я изменил ей, но я этого точно не делал. Я как подонок поступил… — и замолчал. ожидая от матери пиздюлей. Насколько бы она не была тактичной, но за Аню всегда горой стоит.

Молчание на том конце было хуже крика. Потом её голос, резкий, как пощёчина:

— Ты идиот, Артём. С Катькой? Серьезно? Я никогда не лезла в твои отношения с девушками, а видимо зря. Но, Катя эта твоя была форменной блядью! Ты разбил Анечке сердце, а теперь удивляешься, что она уходит от тебя? Она — твоя жена, мать твоего сына. Если ты её потеряешь, это будет твоя самая большая ошибка. И Макс… ты хочешь, чтобы он рос без отца? Без семьи? Другого мужика папой называл?

Я молчал, потому что она была права. Мама всегда была права. Через час она приехала, вошла в дом, как настоящий генерал, её глаза горели, но голос был спокойным, слишком спокойным. Ей бы с такой хваткой бизнесом заниматься, а не розы с геранью в саду выращивать…

— Я с Максом останусь. А ты едешь за женой. Найди её. Верни. Не смей рушить семью, Артём.

Я кивнул, как пацан, которого отчитали, и схватил ключи. Геопозиция Ани снова появилась, и точка мигала в центре города, в клубе, куда она никогда не ходила. Мама осталась с Максом, а я рванул туда, сердце колотилось, как будто я опаздывал на последний поезд. Дорога, пробки, гудки — всё слилось в одно, я думал только о ней. О том, что я не готов её отпустить. Никогда.

И никакие нахрен другие бабы мне не нужны! Я как прививку получил и больше ни единой женщины кроме Ани рядом с собой представить не могу.

Я гнал не выпуская из фокуса глаз точку геолокации жены и думал, что же меня там ждет? Вдруг отомстить решила? Или жизнь с чистого листа начать? А что… Красивая молодая женщина, видная, фигуристая и зачетная! Телка! Любят таких мужики. Ведь по ней видно насколько она охрененна и цену себе знает, как красная тряпка для быка. А быков в столичных пафосных ночных клубах полно. Мне то уж не знать. Сам там завсегдатаем был пока Аньку свою не встретил.

Когда я вошёл в клуб, музыка ударила с непривычки по ушам басами и мощными эффектами. Давно я в таких местах не бывал. С непривычки зажмурился и огляделся, пытаясь уловить глазами зону, где моя жена может быть. Плечом расталкивая беснуюуюся толпу, морщась от смеси запахов пота, парфюма, алкоголя, я поднялся на второй этаж, чтобы видеть всё, и тогда увидел её. Аня. Моя Аня. В чёрном платье, которое облегало её, как вторая кожа, волосы волнами, губы красные, как кровь. Она была красивее, чем когда-либо, но не для меня. Черт! Ведь я действительно забыл какой она может быть.

Она танцевала с мужиком. И вроде бы на первый взгляд все чинно и культурно. Но, я прекрасно знаю чем заканчиваются такие танцы и знакомства. Она мило улыбается, умело двигается и смеется, запрокинув голову. С этим… хлыщом, которому хотелось сломать челюсть. Его рука лежала на её талии, его пальцы касались её, и я почувствовал, как что-то внутри ломается. Ревность — чёрная, едкая, как кислота, — залила всё. Я хотел ворваться, оттащить его, заорать, дать ему в морду, но я стоял, как парализованный, потому что знал — это я виноват.

Я сделал ей больно. Я предал Аню не телом, а сердцем, и это хуже. Она ушла, потому что я заставил её чувствовать себя ненужной, некрасивой, нелюбимой. А теперь она танцует с другим, и я понимаю — она пытается жить без меня. Пытается быть той Аней, что смеялась, радовалась жизни и улыбалась. И я не могу её винить. Но я не могу её отпустить. Да, я чертов эгоист и урод.

Её слова у стены — «Я больше не твоя» — как клинок у сердца, но я видел, как дрожали её губы, как её глаза блестели, не только от злости, но от боли. Она всё ещё чувствует меня, я знаю. И я не сдамся. Я не готов потерять её навсегда. Не готов, чтобы Макс рос без нас, без нашей семьи, без её смеха по утрам, без наших вечеров, когда мы втроём смотрели фильмы, ели пиццу, дурачились. Я хочу это назад. Хочу её назад. И я найду способ, даже если она сейчас ненавидит меня.

Машина останавливается у дома. В окнах тёплый, уютный свет, но я чувствую себя чужаком. Ключи звякают в руке, я открываю дверь тихо, чтобы не разбудить Макса. Мама сидит в гостиной, на диване, с чашкой чая. Её глаза — как рентген, видят всё.

— Ну? — спрашивает она требовательно.

Я сажусь напротив, растираю ладонями лицо.

— Нашёл её, — отвечаю хрипло — Она… была с другим. Танцевала. Я хотел увести ее, но… она ушла. Сказала, что