Измена. Верну тебя, жена - Ира Орлова

Он смотрит на меня, глаза большие, серьёзные, и я вижу, как он пытается казаться взрослым. Его брови чуть хмурятся.

— А папа? Он не сможет со мной посидеть? — спрашивает сын тихо, и это как удар под дых.

Я сглатываю ком в горле, стараясь не выдать, как больно. Не скажу же я ему, что папа вполне возможно, решает свои амурные дела с тетей Катей.

— Папа… будет занят, — произношу нарочито бодро, отводя взгляд. — А бабушка так по тебе соскучилась, она очень будет ждать. Захочешь, она приедет сюда к тебе. Как скажешь, хорошо?

Максим кивает, но я вижу, как его плечи опускаются. Он не спорит, не ноет, но я знаю, что ему сейчас очень тяжело. Сначала отец, появляется и исчезает, как призрак. Теперь я куда-то уезжаю. Обнимаю его, прижимаю к себе, и он не сопротивляется, хотя обычно ворчит, что «уже не маленький».

— Я быстро вернусь, — шепчу, целуя его в макушку. — Всего четыре дня.

Он прижимается ко мне, и я прикрыв глаза наслаждаюсь этим моментом. Потому что скоро он перестанет нуждаться во мне так сильно, как сейчас. А ведь он всегда будет моим маленьким мальчиком. Хоть время и бежит слишком быстро. Не успела обернуться, а он уже со мной одного роста.

— А если я по тебе соскучусь? — бурчит он мне в плечо.

— Позвонишь. В любое время. Даже ночью. Я всегда доступна, 24 на 7, — говорю улыбаясь, и слегка щекочу его бок, чтобы вытащить улыбку. Он фыркает, отстраняется, но уголки губ всё-таки поднимаются.

— Ладно, — кривится сынок, но я вижу, как он расслабляется. — Не маленький, лети и не волнуйся.

На следующий день я еду к маме. Её городок в трёх часах езды, дорога тянется под колёсами, асфальт блестит после ночного дождя. Радио тихо играет что-то старое, но я не слушаю — мысли о маме.

Она растила меня одна после развода с отцом, всегда держала всё в себе, и я знаю, что она до сих пор винит себя за то, что не сохранила семью. Поэтому я пока не хочу, чтобы она знала про мой развод. Переболею, успокоюсь и все расскажу ей тогда.

Мама встречает меня на пороге, в халате, с красным носом и растрёпанными волосами. Она кашляет, но улыбается, как будто я привезла ей солнце.

— Анечка! — восклицает она, обнимая меня. От нее пахнет какой-то травяной мазью. — Что ж не предупредила? Я бы хоть чайник поставила!

— Мам, тебе болеть надо, а не суетиться, — отмахиваюсь и несу пакеты с гостинцами в кухню.

Квартира у нее маленькая, но уютная. На столе банка мёда, лимон, пачка таблеток. Мы садимся за стол, она наливает чай, и я вижу, как её руки дрожат, но она старается казаться бодрой.

Я рассказываю про симпозиум, про Сочи, стараясь избегать личных тем. Мама за меня искренне радуется.

Мы говорим где-то еще час о Максе, о её соседке, о том, как она хочет посадить тюльпаны на даче весной. Я обещаю приехать после Сочи с Максом. В машине выдыхаю, на душе становится чуть легче.

За пару дней до отъезда я начинаю собирать чемодан. Большой, синий, с потёртыми углами. Он напоминает о наших многочисленных семейных путешествиях.

Открываю шкаф, перебираю одежду. Хочется чего-то нового. Как будто платье, купленное сейчас, сможет изменить меня. Или хотя бы — настроение. А может… Это я так изменилась, что все прошлые наряды мне кажутся блеклыми и неподходящими?..

Оля сидит на кровати, наблюдает с хитрой полуулыбкой.

— Ты как будто на свидание, а не на симпозиум собираешься, — поддевает она, скрестив ноги и потягивая кофе из моей кружки.

— Да ну тебя, — отмахиваюсь от нее. — А если там будет важный вечер? — говорю отрешенно, доставая блузку и придирчиво разглядывая её. — Или ужин? Или что-нибудь ещё торжественное? Я не знаю, Оля, я никогда на таком не была.

— Вот! — оживляется подруга, тыча в меня пальцем. — Это правильный настрой! Наконец-то ты начала думать о себе. Не о Максе, не об Артёме, а о себе. Это уже победа, Анька.

Я хмыкаю в ответ. Она права. Меня затянули эти сборы, вдохновили и немного отгородили от постоянных переживаний и мыслей об Артеме.

— Я просто не хочу выглядеть как бедная родственница, — вздыхаю, отбрасывая блузку и в сторону и мысленно бракуя ее. — А так это обычная рабочая поездка.

— Рабочая, но и жизнь никто не отменял, — подмигивает Оля. — Ты же едешь не в монастырь. Может, там будет какой-нибудь парфюмер с французским акцентом, а ты в образе библиотекаря.

Я искренне и заливисто смеюсь. И в итоге сдаюсь. Мы едем в торговый центр, покупаем мне новое платье. Нежно-пудровое, с лаконичным вырезом, которое сидит так, будто сшито для меня. Еще новую косметику и солнцезащитные очки. Все же я лечу на море.

— Вот теперь ты сияешь, звезда моя, — воодушевленно щебечет Оля, когда мы возвращаемся домой, занося пакеты в прихожую. — И внешне, и внутренне.

— Я делаю вид, что сияю, — поправляю ее, ставя чайник.

— Ну и пусть, — пожимает она плечами. — Главное — делай. Потом догонит.

Я киваю, и после мы сидим на кухне, болтая о всяком. Пьем чай с эклерами и это вроде достаточно обыденно, но так нужно. Ведь именно такие моменты напоминают, что жизнь не только боль и развод, но и такие вот вечера с подругой.

Позже, когда Оля уезжает домой, я открываю чат с Артёмом. Пальцы замирают над клавиатурой. Не хочу ему сама писать. Но надо. Не могу же я уехать не предупредив его.

“Артём, я уезжаю на симпозиум в Сочи. Макс будет у твоей мамы. Всё согласовано.”

Ответ приходит удивительно быстро.

“Хорошо. Когда уезжаешь?”

“В понедельник утром.”

“Я заеду к Максу завтра. Хочу его увидеть.”

“Он будет рад.”

Я не добавляю ни точки, ни «окей», ни смайлика. Просто закрываю чат. Глубоко выдыхаю. Я не хочу думать о нём, но каждый раз, когда вижу его имя, в груди что-то сжимается. Не злость. Не любовь. Что-то, чего я