Последняя роза Дивеллона - Вера Платонова

Мастер Зорох отводит мою руку от тела мужа, и что-то втолковывает, заглядывая в самое лицо. Неважно.

– Но ты его сын, – голос временами срывается на противный фальцет, но продолжаю говорить.

– Ничего не изменишь, – доносится до меня голос лекаря. – Мне очень жаль.

Я отмахиваюсь от него, как от назойливого насекомого. Я сейчас разговариваю не с ним. Сжимаю холодную руку и шепчу в самое ухо:

– Ты сын короля. И ты настоящий, понимаешь? Ты настоящий король. По крови своей.

Айволииин!

Пора просыпаться.

Я ощутила, как рука супруга, которую я держала в своей, едва потеплела. Затем он слабо пожал своей ладонью мою.

Бледная Госпожа оглянулась у порога и, склонив голову, беззвучно спросила: “Как будешь за это расплачиваться?”.

“Когда настанет час расплаты, тогда и узнаю”, – ответила ей взглядом поверх плеча изумленного мастера Зороха.

Она скривила губы в недовольной ухмылке и беззвучно выскользнула за дверь.

Лекарь приложил два пальца к жилке на шее короля, щупая сердцебиение, и посмотрел на меня с недоумением. И даже на всякий случай приподнял простынь, чтобы удостовериться, что рана чудесным образом не заросла. Но повязка, пропитанная кровью была на месте.

Айволин размеренно дышал, погруженный в глубокий сон.

Глава Двадцать первая. Жалость и прощение

Наутро выплеснула свое “ведовское зелье” в таз с помоями, сполоснула фиал и открыла сундучок, чтобы убрать в него пустой флакон. И задержала руку на половине движения: дно сундука было обито мягкой тканью, расписанной ведовскими узорами: завиток, завиток, а в середине точка. Какая-то смутная догадка зародилась у меня в голове и начала там обустраиваться. Я поглядела на узор, отгоняя от себя невозможные мысли, и захлопнула крышку ларца.

Айволин все еще спал, и будет спать еще долго – Зорох сказал, что нужно еще давать сонный порошок, потому что ему так легче переносить боль.

Я просидела весь день, не выходя из покоев, боясь, что как только я выйду, с Айволином тут же случится что-то ужасное. Читала запылившуюся скучнейшую книгу о видах лошадей и типах упряжи, в которой примечательными были исключительно картинки с лошадьми всех мастей, высокими и тонконогими, или приземистыми и широкенькими. Ходила из угла в угол. Ела принесенные Веткой блюда, выслушивала ее дурацкую болтовню. За пару дней в Излауморе девушка успела обзавестись ухажерами, в основном, из стражников помоложе, и, с удовольствием выполняла все поручения, пользуясь случаем сбегать в то или иное место Твердыни, дабы лишний раз покрасоваться и перекинуться парой слов с одним из своих сердечных интересов.

В очередной раз она со стуком поставила поднос с чаем на стол и вынула из складок юбки сложенный листок бумаги, который протянула мне.

Я развернула его и прочла: “Первый этаж, левое крыло, комната с зеленой дверью за малым залом. Надеюсь, я искупила свою вину! Ф.”

Вот значит, где они прячут Волчицу! Нужно навестить ее и поговорить начистоту, только подойти к вопросу разумно и обезопасить себя. На ум пришли адемоновы капли, которые могли успокоить и рассвирепевшего быка, но вряд ли Айна примет какую-либо еду или напитки из моих рук. А жаль! Одурманенный разум помешал бы ей нагло врать. Другой вопрос, как договориться со стражей?

От этих сложных размышлений меня оторвало появление мастера Зороха с помощником, пришедших взглянуть на состояние моего супруга и произвести необходимые манипуляции с раной.

Лекарь удовлетворенно кивал, осматривая Айволина, и продолжал всячески выказывать свое удивление.

– Думаю, что пока что я буду давать ему еще порошка, а далее позволим его величеству задействовать в полной мере собственные силы на восстановление. Будем наблюдать. Я могу оставить своего ученика для наблюдения…

– Я сама буду при нем. Спасибо, – Зорох, имея печальный опыт общения со мной, даже не стал спорить, потому что ожидал именно такой ответ.

Они откланялись, я же провела остаток дня и вечер в четырех стенах, и улеглась рядом с мужем, как солдат, готовый подняться по тревоге в любой момент.

Но ночь прошла на удивление спокойно.

Утром ко мне постучала Ветка, на этот раз с пустыми руками:

– Госпожа, господин Борх очень просит вас присутствовать на завтраке, негоже обоим королевским стульям пустовать.

К Борху я относилась с большим уважением, помня о том, как он, рискуя собой, спас меня от аторхов по дороге к Излаумору да еще и заботливо сберег сундучок. Потому, хоть и не пылая желанием сидеть одной во главе стола, согласилась посетить обеденный зал. Было такое чувство, что все только и думают, что о моей вине в том, что случилось с Айволином.

Но для начала села за стол, вынула из ящика письменный прибор, бумагу и написала письмо, предназначавшееся отцу. По моему приезду в Твердыню ему была отправлена краткая весть о том, что дочь его жива и находится в стенах Излаумора. Я же не посылала писем, потому что не хотела жаловаться на трудности, равно, как и обманывать о том, что все хорошо. Но теперь мне нужна была его помощь. Айволин застонал во сне и я, дождавшись, когда Ветка приведет одного из учеников лекаря, чтобы побыть рядом с ним, привела свое платье и прическу в порядок и отправилась в трапезную.

Среди присутствующих я не обнаружила иттеросийцев и Да-Цхатаса, полагаю, за время моего добровольного заточения в спальне, они уже отправились по домам. Однако Деценна осталась в Излауморе по понятным мне причинам.

Борх занимал стул по левую руку от королевского, я села на уже привычное для себя место по правую. Место Айволина сиротливо пустовало между нами.

После непродолжительной тишины разговоры за столом завязались негромкие разговоры.

Килиан выглядел сегодня не так, чем обычно. Он, наконец, снял с головы повязку, обнажив лоб, на котором розовел след от свежего ранения, часть волос собрал в пучок на затылке, как в Тиульбе часто делали молодые воины, и в довершение к этому имел гладко выбритые щеки и подбородок. Оказалось, что он вполне еще молод, не старше Айволина точно, и весьма приятен лицом, а я то всегда считала Борха угрюмым воякой неопределенного возраста. Не иначе, как внимание Деценны благотворно повлияло на него.

– Все будет хорошо, мастер Зорох говорит, что самый тяжелый момент миновал, – ответила я на его вопрос о здоровье мужа.

– С вашего позволения, я навещу его, – сказал Борх, а затем вынул из кармана внушительную связку ключей, прежней властительницей которой