Пепел. Гори оно все... - Весела Костадинова

по-прежнему не оставляли в покое. Он успел подарить Але лишь один танец — короткий, почти украденный момент, когда его теплая рука лежала на ее талии, а глаза, полные немой мольбы, просили: "Просто перетерпи, пожалуйста". Но едва музыка смолкла, его тут же увели — то для разговора, то для очередного танца с дочерью какого-нибудь влиятельного гостя. Каждый раз, оставляя ее одну, он бросал виноватый взгляд, словно извиняясь за то, что не может защитить ее от этого водоворота чужих амбиций. Официально Альбина была для него никем — не невеста, не подруга, лишь спутница на вечер, и этим беззастенчиво пользовались другие девушки. Они, с их идеальными улыбками и уверенными движениями, словно стая хищниц, кружили вокруг Артура, оттесняя Алю на задворки их блестящего мира.

Тоска накрыла ее с новой силой. Сказка, в которую она невольно поверила, оказалась с темной изнанкой. Никто не предупреждал Золушку, что на балу будут другие — более знатные, не менее прекрасные дамы, для которых она, в своем тщательно подобранном платье, останется лишь незваной гостьей. Альбина опустила взгляд к полупустой тарелке. Ей здесь не было места — это чувство, острое и холодное, пронзало ее, как игла.

Она заметила, что никто, кроме Артура, не пригласил ее на танец. Ни один из мужчин, разодетых в безупречные смокинги, не счел нужным обратить на нее внимание. Для них она была чужой — простой девчонкой, которую по какому-то недоразумению вырядили в шелка и выставили напоказ. Их взгляды, если и касались ее, были полны снисхождения или откровенного равнодушия, словно она не стоила даже мимолетного усилия. Альбина сидела, стараясь казаться незаметной, но внутри ее сердце сжималось от унижения и одиночества, которые она изо всех сил пыталась скрыть под маской спокойствия.

Внезапно накатила усталость. Девушка усмехнулась – теперь она понимала Маргариту, которую накрыло тоской после бала у Воланда. Адреналин и новизна ушли, оставляя за собой лишь печаль и понимание того, что ее карета обратилась тыквой. Она едва заметно закусила дрожащую губу, стараясь сохранить гордый и уверенный вид. Нет, она не сорвется, она не опозорит Артура, она не даст поводов для сплетен.

Но план Ярослава удался – это не ее мир. Он ее не принял. Он ее не хочет. Отец Артура не стал давить на них, он лишь наглядно показал девушке ее место.

Хотелось встать и уйти, резко загорели щеки и уши, но она не двинулась с места. Уйдет, но только вместе с Артуром. Ни одна душа здесь, и в первую очередь Ярослав, ее слабости не увидит. Даже если после она будет рыдать от унижения.

- Идем, - вдруг раздался глухой, но очень спокойный голос прямо у нее над ухом.

От неожиданности она вздрогнула и подняла глаза, чуть обернувшись.

Позади нее стоял Ярослав и протягивал ей руку.

— Простите… — выдавила она, но тут же осеклась под его взглядом.

— Разве так отвечают на приглашение на танец, Альбина? — его голос, тихий, бархатный, был пронизан легкой насмешкой, но в нем чувствовалась и сталь. Он не спрашивал — он ждал.

Альбина медленно поднялась, стараясь сохранить достоинство, хотя щеки все еще горели, а сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди. Она вложила свою руку в его ладонь — прохладную, уверенную, эта рука привыкла держать не только бокалы с шампанским, но и судьбы людей. Зал, казалось, затаил дыхание. Гости, до того занятые своими разговорами и танцами, теперь украдкой наблюдали за этой неожиданной парой.

Музыка, медленная и тягучая, окутывала их, пока Ярослав вел ее к центру зала. Его движения были безупречны, выверены, как у человека, для которого танец — не просто формальность, а еще один способ демонстрировать власть. Альбина старалась не отставать, хотя каждый шаг казался ей хождением по тонкому льду. Она чувствовала на себе десятки глаз, но больше всего ее волновал взгляд Ярослава — внимательный, изучающий, словно он искал в ней трещину, слабое место.

— Вы держитесь лучше, чем я ожидал, — произнес он наконец, так тихо, что слова предназначались только ей. В его тоне не было ни похвалы, ни издевки — лишь констатация факта, как будто он оценивал не человека, а шахматную фигуру на доске.

Альбина заставила себя посмотреть ему в глаза, хотя это стоило ей невероятных усилий.

— Я стараюсь, — ответила она, и ее голос, к ее собственному удивлению, прозвучал ровно, без дрожи. — Но вы ведь этого и хотели, правда? Убедиться, что я не справлюсь?

Ярослав слегка прищурился, и уголок его губ дрогнул в намеке на улыбку — не теплой, но почти одобрительной.

- А если, Аля, - он вдруг перешел на совершенно неформальный тон, - я скажу, что ты не права? Совсем не права.

- Я не понимаю вас… - призналась она, ощущая, что он ускорил темп танца, но при этом позволял ей подстроится под него.

- Я ожидал, что ты справишься, - услышала она то, что совершенно не готова была услышать. Он вдруг наклонился к ней чуть ближе. И она отчетливо различила запах дорогого виски. – Похоже, Аль, мой сын гораздо умнее и проницательнее меня.

- Что? – прошептала она, стараясь чуть дистанцироваться от мужчины, но держал он крепко, а приличия не позволяли сделать это сильнее.

— Не бойся, — шепнул он, наклоняясь так близко, что она почувствовала тепло его дыхания у своего уха. — Артур увидел то, что я просмотрел, девочка. Забавно… Если бы ты так облажалась на моем совещании, я бы уволил тебя в ту же минуту. А он… он разглядел за серой мышкой настоящий необработанный сапфир.

Альбина замерла внутренне, хотя ноги продолжали механически следовать за его шагами. Сапфир? Она? Эти слова звучали как комплимент, но в устах Ярослава они казались чем-то большим — признанием, которое он, возможно, не хотел произносить. Она посмотрела на него, пытаясь найти в его глазах подвох, насмешку, но встретила лишь спокойную, почти задумчивую глубину. Это было хуже всего — потому что она не знала, верить ли ему.

— Почему вы мне это говорите? — спросила она тихо, стараясь не выдать, как сильно ее нервы натянуты, как струны.

Ярослав слегка улыбнулся, но на этот раз в его улыбке не было ни холода, ни превосходства — только тень усталости, словно он сам удивлялся своим словам.

- Потому что люблю своего сына, - тихо признался он. – Потому что хочу, чтобы он