Красивый. Наглый. Бессердечный - Кира Туманова

Единственная константа в моей жизни – отец.

- Да что ты знаешь обо мне? – угрожающе делаю шаг к кровати и с тайным удовольствием наблюдаю, как она ёжится от страха.

- Ты никого не любишь... – шепчет она, и её щеки покрывает нежно розовый румянец.

- И что? Это преступление? – Делаю ещё шаг.

- И не жалеешь...

- Нет статьи за отсутствие жалости в Уголовном кодексе. – Выпаливаю эту дичь и останавливаюсь. Самому становится стрёмно, зато отец бы сейчас мной гордился.

Она опускает глаза и на смену румянцу приходит мертвенная бледность. Будто я выпил из неё все силы.

И вот сейчас мне становится стыдно. Ну чего я с ней спорю? С маленькой и больной?

Ну что мне стоило пустить слезу, отвесить пару комплиментов и рассказать о том, как не сплю ночами, переживая за её жизнь и здоровье.

И почему я вспомнил этого бедного Бакса?

В груди что-то свербит. Что-то болючее и щемящее раскручивается по спирали, затмевая разум.

Сам не знаю, как это происходит, но бросаюсь к кровати и опускаюсь на колени. Она испуганно отодвигается.

- Не бойся, - шепчу, хватая её ладонь.

Рука хрупкая, белоснежная, кажется, что просвечивает, и вся в синяках от уколов. Надо же, какая тонкая кожа!

Крепко сжимаю её ладонь. Хочется поцеловать её синяки, но я не решаюсь. Не хочу пугать и это как-то... По-идиотски.

Просто прижимаюсь лбом. Сижу так ощущая прохладу её руки несколько секунд, а потом выдыхаю:

- Прости Арина, правда, прости...

В переносице отчего-то печёт. Чтобы она не заметила, что я расклеился, иду к выходу. Не оборачиваясь бросаю через плечо:

- Ещё увидимся.

И выхожу за дверь.

***

На следующий день я не иду в больницу. Не знаю, зачем я пообещал ей вернуться. Не хочу снова видеть этот обвиняющий взгляд.

Выхожу из дома и, дождавшись, когда отец свалит на работу, возвращаюсь.

Повалявшись часик на диване на диване, не выдерживаю. По телевизору какая-то муть, в youtube – одни тупые умники. Друзья в мессенджерах не отвечают. В десять утра все спят или заняты делом. Ну, мои, наверное, спят. Помаявшись от безделья какое-то время, вызываю такси и рву в Универ.

Заваливаюсь прямо посередине пары. Аудитория встречает меня сдержанным гулом.

Полина подкатывает глаза, типо обиделась, что я ей не отвечал на тупые сердечки и котиков. Пусть спасибо скажет, что в бан не отправил.

Под прожигающим взглядом Мымры Владимировны прохожу между рядов, бросаю свой рюкзак на свободную парту и сажусь.

Мымра не комментирует моё появление, наверное, видит по лицу, что я не смолчу и отвечу.

Пустое место Арины мозолит глаза. Таньки, её неизменной подружки тоже нет. Порыскав взглядом, обнаруживаю Таньку на задней парте, она затуманенным взором смотрит на Мымру, как задроченная отличница. Кажется, даже не понимает тему лекции и мой приход пропустила. А рядом с такими же пустыми глазами сидит Стас.

Ухмыляюсь. Кажется, наш сладкий пончик нашёл свое счастье.

А что будет со мной?

Не в голове, а где-то в груди звучит голос Ромашиной. Изнутри, остро вспарывая вены и заливая меня болью.

Не выдержав, вскакиваю и размашисто шагаю к выходу.

- Рейгис, это ни в какие ворота не лезет! – Мымра всё-таки решается раздражённо вякнуть. – Что за проходной двор на моей лекции?

Я останавливаюсь, перебрасываю лямку рюкзака на другое плечо. Смотрю на неё, пытаясь подобрать нужные слова. Хочется срезать её, сказать что-то такое, чтобы она угомонилась и больше никогда не позволяла себе срываться на тех, кто слабее неё.

Всё, что подбрасывает мне мозг нецензурно и слишком грубо. Девчонки на партах замерли в ожидании, вытянулись, как трава под дождиком. С наслаждением ждут скандала.

Махнув на Мымру рукой, разворачиваюсь и распахиваю дверь.

- Мне надо в деканат, – зачем-то сообщаю ей.

Глава 31.

В жизни нет безвыходных ситуаций, есть только непринятые решения

Кир

Из деканата я выхожу взмыленный, зато не такой взрюканный. Даже удовлетворённый и гордый собой.

В руках стопка бумаг, которые Арине нужно подписать. От неё требуется только заявление, и она уходит в академ или переводится на заочный.

А что будет со мной?

Вот сама и определится, но учиться она продолжит. Пока одну проблему, но помог решить.

Немного отпускает, даже настроение повышается.

Опишу в лицах наш диалог с универовскими бюрократами, чтобы понимала, что я это сделал сам. Без давления отца и его протекции.

Уже представляю, как положу перед ней бумаги, и увижу лёгкий персиковый румянец смущения.

Подхожу к кофе-автомату и, приложив карточку, жму на эспрессо. Умники в деканате выпили из меня все соки, нужно пустить по жилам немного кофе, а то свалюсь с ног.

Пока автомат гудит, цедя напиток, телефон в кармане вибрирует сообщением. Достаю, смотрю на экран и настроение тут же опускается на уровень плинтуса.

«Завтра журналисты будут у нас дома, ты даёшь интервью. Как с девчонкой? Можешь порадовать меня?»

Да пошёл ты! У «девчонки», вообще-то есть имя!

Но почему-то набираю:

«Да. Всё норм».

Автомат довольной отрыжкой сообщает, что кофе готов. Тяну за ним руку и снова вибрация.

Чёрт! Чуть не проливаю раскалённый эспрессо, пытаясь прочитать.

«Они к ней рано или поздно прорвутся, учти»

Зависаю пальцем над клавиатурой, но, кладу телефон обратно в карман. Обойдётся без ответа.

Кайфовое настроение скукоживается, отец даже на расстоянии умудряется меня доставать.

Отхожу к окну, и, отпивая из стаканчика, пытаюсь написать Арине. Надо ей сказать, что у меня есть хорошие новости.

Долго туплю над мессенджером, несколько раз набираю сообщение, но каждый раз, кажется, что пишу какую-то фигню. Или сухо, или непонятно.

Наконец, когда получается что-то более-менее приличное, вспоминаю, что отправлять-то некуда. Стукнув себя по лбу, позволяю ладони стечь до подбородка в жесте конченного идиота.

Потому что раздолбанный мобильник Ромашиной после вечеринки нашла горничная в нашем доме.

Даже не знаю, где этот телефон. В мусорном ведре, наверное.

Это она больше недели без связи? Вот я кретин-то... Вряд ли мать купила ей новый.

А я, идиот, дарил ей розы с медведями.

Пока я моргаю, пытаясь сообразить, что мне делать с новой проблемой. Телефон снова оживает, в этот раз – входящим вызовом.

Да блин, задолбал!

Не