Красивый. Наглый. Бессердечный - Кира Туманова

Несколько секунд я размышляю. Может быть, и правда, нам с Киром стоит встретиться прямо сейчас?

Есть же микроскопический шанс, что он искренне сожалеет? Крошечный, размером с микроба. Но хоть такой!

А, если он такой же самодовольный идиот, каким и был, скажу ему, пусть уматывает и не беспокоит ни меня, ни медперсонал.

Почему-то мне неприятно думать о том, что Рейгис надоедает симпатичной медсестричке вопросами о моём состоянии. И ещё я переживаю, что он может потерять терпение и ворваться в любой момент.

Даже волосы приподнимаются, как представлю, что он может заглянуть в палату во время укола или утреннего туалета.

Лучше расставить все точки прямо сейчас. Кир Рейгис больше не будет занимать место в моих мыслях!

Медсестра с интересом наблюдает за мной, и я, приняв максимально непринуждённый вид, небрежно бросаю:

- Да, скажите ему, пусть зайдёт.

Гордо приосаниваюсь. Да, именно таким тоном королева Англии повелевает впустить какого-нибудь обнищавшего герцога.

И пусть я сейчас непричесанная, с гипсом и в больничной ночнушке, пусть видит, к чему привели его развлечения.

Медсестра добродушно кивает, и выходит. А я пытаюсь принять царственную осанку, что в моём положении сделать нелегко.

Несколько секунд я пытаюсь расчесать пятерней волосы, вытащить руку из повязки и небрежно облокотиться о край кровати.

В итоге, бросив все, устав бороться со своим непослушным телом и болью, просто ложусь и закрываю глаза.

Пусть думает, что я сплю.

Поскрипывает дверь, я дышу ровно и спокойно. Неуверенные шаги, и запах...

Ненавижу производителей мужских парфюмов. Зачем они прибавляют никчемным парням столько шарма и мужественности? Даже, притворяясь спящей я вижу Кира.

То есть чую его!

- Ромашина... – тихий шёпот совсем рядом, – Арина!

Слегка приоткрываю глаза. И инстинктивно пытаюсь откатиться назад к стенке, забыв про травмы. Его лицо прямо рядом со мной.

Тут же закусываю губу, стараясь унять слабый стон.

- Что, больно тебе? – Заботливо поправляет сползшее с плеча одеяло.

Это выглядит так просто и естественно, что в моей душе вспыхивает слабая надежда, что Кир может быть искренним. Вдруг, он и, правда, сожалеет?

- Есть, немного. – Настороженно отвечаю. – А что ты здесь делаешь?

Стараюсь делать вид, что его приход для меня полная неожиданность и полной грудью вдыхаю аромат. Странно, что пару дней назад, когда он приходил, я не чувствовала запах. Видимо, иду на поправку.

Что это за парфюм? Хочется узнать название, но я стесняюсь.

- Навестить тебя пришёл. – Лучезарно сияет своей фирменной улыбкой, будто для него быть здесь – высшая награда. - Если что-то нужно, скажи, я попрошу отца, он устроит...

- Нет, ничего не надо.

Кир продолжает улыбаться, но взгляд расфокусировано плывет. Видимо не знает, о чём говорить со мной дальше. Кажется, слышен скрип его мозгов, подыскивающих подходящие темы для светской беседы. Неужели ждал, что я начну что-то клянчить?

- Отец сказал, что ты говорила со следователем? Но новых данных в деле не появилось...

Тяжело вздыхаю и отворачиваюсь. Розовые пони, взмахнув хвостами, мчаться в закат.

Ну конечно. Всё ожидаемо, пришел за индульгенцией, которую готов купить.

Наивно было думать, что его в мою палату приведёт сострадание и чувство вины.

- Отец, отец! Рейгис, он просит здесь дежурить, да? – Поворачиваюсь к нему и наблюдаю, как Кир демонстративно подкатывает глаза. В груди шевелится раздражение, значит я попала в точку. Холодно чеканю каждое слово последующей фразы. – Да, следователь приходил. Я подтвердила, что сама бросила пакет на лобовое стекло.

- Спасибо... – хриплый ответ.

Снова отворачиваюсь и сообщаю уже трещине, ползущей по стене:

- Я сказала правду. Меня не за что благодарить. Я спровоцировала аварию, а то, как я оказалась в машине, осталось пока невыясненным. Я до сих пор сама не понимаю, что произошло. Пусть я считаю несправедливым, что вы все целы, но мстить за то, что я пострадала, а вы – нет, не буду.

С трещиной я могу разговаривать ровным механическим тоном, потому что она не смотрит на меня глазами побитого спаниеля.

Кир здесь, потому что должен быть здесь! Явно отец ему все мозги проел с заглаживанием вины.

- Я тоже считаю, что это несправедливым. И, если тебя это немного утешит, то мой отец, тоже.

В его голосе скрытая горечь.

А у меня внутри закручивается тугая пружина раздражения. Если я ещё раз услышу от него про его драгоценного папашу, то не выдержу и закричу.

Хмыкнув, поворачиваюсь к нему.

- Слушай, Рейгис, ты вообще существуешь?

- В смысле? – он даже отшатывается.

- Ну, как человек. Как личность? Или ты приложение к своему отцу?

Смотрит на меня с недоумением, а я продолжаю:

- Ты же выдрессирован, как щенок для выставок. А, когда ведешь себя плохо, хозяин тебя наказывает. Правда?

Кир ерошит двумя руками волосы, будто вытравляет из себя послушного мальчика.

- Слушай, не об этом речь... Я хотел извиниться.

- А я хочу тебя прямо спросить. Ответь мне, только честно! Если бы отец не заставлял тебя, ты бы пришёл?

Сердце колотится в ожидании его ответа. Конечно, я не верю в то, что он таскается сюда из сострадания или чувства вины. Но где-то на краешке сознания пульсирует слабая надежда, что он вовсе не такой гад, каким хочет казаться.

- Конечно, я очень переживаю, Арина!..

- Перестань, - обрываю его на середине фразы. – Избавь от своего липкого вранья. Вешай лапшу кому угодно, но не мне. Мне – не надо!

- Я старался, как мог. Думал, если организую постановочную драку, спасу тебя от идиотов, то ты как-то проникнешься ко мне. А потом всё закрутилось само.

Он не опускает глаза, как человек, который чувствует себя виноватым. Смотрит на меня внимательно и изучающе. И в глазах его – любопытство, недоумение, злость. Удивлён, что я не прониклась его визитом и не пала ниц?

Смотрю на него с легкой жалостью.

- Почему ты такой? Что с тобой не так?

- Какой такой?

- Бессердечный!

Я больше не страшусь и не робею. Что может быть хуже, чем то, что случилось со мной. Лежать переломанной уродиной перед парнем, который в первую встречу показался мне воплощением всех мужских достоинств. А на деле оказался конченым придурком.

И я не знаю, что из этого хуже –