Последняя роза Дивеллона - Вера Платонова

вышел и встал в ряд ко всем еще один аторх. Следом возникла высокая женская фигура, укутанная в светлый плащ. Она крикнула аторхам слова на неизвестном мне языке, а затем проследила за их взглядами и, также, как и я, приложив руку к глазам, стала смотреть наверх. В какой-то момент наши взгляды пересеклись.

Тогда она командным и властным голосом прокричала несколько слов и волна аторхов поплыла в мою сторону, а затем стала пытаться вскарабкаться выше. Тут я поняла, что дела мои окончательно плохи. Аторхи сначала безуспешно пытались допрыгнуть до первых уступов, но с подсказки своей госпожи стали вставать друг на друга и преодолевать ступень за ступенью.

– Я не знаю, как вы это сделали, – прокричала я своим двум чернозубым, которые топтались чуть выше меня, – но возвращайте меня назад. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда!

Аторхи заворчали.

– Поняли? Уводите!

Я подняла руки вверх, протягивая им свои запястья. И тут рядом с моей головой просвистел увесистый булыжник. Эта сумасшедшая в белом пытается сбить меня камнями! Следующий булыжник больно пришелся по моему бедру, заставив опасно покачнуться. Я, исполнившись злости, поначалу хотела вернуть ей эти подарки, но решила все же поскорее убираться отсюда. И снова вытянула руки, умоляюще глядя на своих чудищ. Сухие пальцы одного из них обхватили мои запястья. Второй потянул ко мне руки, но, сбитый очередным булыжником, ухнул вниз с уступа.

За моей спиной показалась черно-синяя голова первого преследователя.

– Ну же, миленький, давай! – пропищала я своей единственной желтоглазой надежде. – Меня слушай, меня! В безопасность!

И набрала воздуха в грудь. Воздух вокруг сгустился, дыхание перехватило.

Светало. Мы с Желтоглазиком стояли перед двумя резными деревянными столбами, на которых были вырезаны вьющиеся розы. Столбы образовывали нечто похожее на опоры для ворот, тогда как самих ворот не было.

Хоть и известно, что принцессы не потеют, но все же платье мое чуть ли не насквозь вымокшее под жарким солнцем, сейчас сковало морозом.

Но этот холод был несравним с тем, что испытывал меня на подъезде к Излаумору. Здесь он был мне нипочем. Ведь мой новый знакомый привел меня в родную Долину.

Глава Двадцать четвертая. Тепло родного дома

Владыка Иммерион стоял возле большого арочного окна, заложив руки за спину, но не любовался видом, открывающимся на густой сосновый бор. Он водил пальцем по растрескавшейся древесине откосов, украшенных вязью серебряной ковки. Иммерион помнил, каким огромным казался ему тронный зал и, особенно, эти окна, когда он ребенком заглядывал сюда из любопытства. Тогда они пахли свежим деревом и ярко блестели в солнечных лучах.

– Отец! – сердце дрогнуло от послышавшегося голоса дочери, но тот не поверил собственным ушам, думая, что воображение обманывает его. – Отец, это же я, Иммериль! – повторил голос, и Иммерион обернулся. К нему быстрыми шажками приближалась перепачканная девчонка в оборванном платье, отдаленно похожая на его родное дитя.

– Иммериль, ты ли это, дочь моя? Или разум окончательно покинул меня? – воскликнул он, недоверчиво щуря глаза. – Но что произошло, Цветочек мой? Как ты здесь оказалась? И что стало с твоими волосами?

Он раскрыл объятия и шагнул дочери навстречу, встревоженно оглядывая и ощупывая ее.

– Сначала я тебе кое-кого покажу, – сказала она, и потянула его за собой. Иммерион, не зная, чего и ожидать, пошел следом, терзаемый самыми разными догадками. Но увиденное превзошло все его ожидания. Иммериль распахнула дверь комнаты, которая раньше была ее спальней, а сейчас пустовала, оставаясь в том же виде, в каком была в день ее отъезда к тиульбам.

По комнате из угла в угол затравленно металось черно-синее чудовище с ярко-желтыми глазами, в лохмотьях, едва прикрывающих грязное иссохшее тело, в коем Иммерион безошибочно признал аторха.

Завидев Иммериона и его дочь он застыл на месте, неловко повернув голову в их сторону.

– Мне нужно кликнуть стражу? – спросил владыка, загораживая собой Иммериль.

– О, нет! – воскликнула та поспешно. – Лучше присмотрись внимательно. Мне он не опасен. Но попробуй ты подойти к нему и внимательно разглядеть. Желтоглазик, надеюсь ты не будешь против?

Аторх не шелохнулся.

– Святые отцы-предки, ты еще и имя ему дала? Что ж, – прошептал Иммерион, делая медленный шаг в сторону чудовища, – мне всегда было интересно взглянуть на них собственными глазами.

Он сделал вокруг аторха несколько неторопливых кругов, осторожно обходя его и оглядывая со всех сторон.

– Я в замешательстве, дочь. – пробормотал владыка. – С одной стороны, он двигается и будто что-то понимает, с другой – я чувствую в нем дух тления и печать Бледной Госпожи… Неужели, это продукт темного запретного колдовства?

Он замер, разглядывая остатки рубахи, хранившие следы былого орнамента.

– Так и есть, – подтвердила его догадки Иммериль. – Он давно неживой. Один ученый человек сказал, что одежда аторхов не похожа на одежду ни одного из живущих на свете народов.

– Живущих, возможно. Но вот…живших ранее? Иммериль, – взволнованный страшным предположением вдруг почти закричал он, чем привел аторха в беспокойство. Ты сейчас же расскажешь мне все, что тебе известно от начала и до конца.

Сейчас же рассказать не вышло. Сначала пришлось искупаться, привести себя в порядок и хорошенько поесть. Святые предки! Как я скучала по родным блюдам. Овощное рагу, суп с древесными грибами, теплые лепешки с подтаявшим сливочным маслом и десяток видов разнообразных сыров. Интересно, как бы отнесся Айв к такой трапезе? После обеда, показавшегося мне самым лучшим на свете, страшно клонило в сон. Но отец жестокосердно не отпустил меня отдыхать, пока я не рассказала ему большую часть своих приключений в Излауморе и о чудесном перемещении с аторхами из Малого зала под палящее солнце. Некоторые моменты, вроде истории с Айной, я попыталась обойти или сгладить, но короткие волосы не давали солгать.

– Солнце там было высоко, в то время как Излаумор вы покинули в полночь? – отец ничего не ел, а все время размышлял вслух, объединяя факты в одну логическую цепь. – Полагаю, дочь моя, тебе пришлось удивительным образом побывать на Том конце мира, за Дикими землями. И чудо, что у тебя вышло вернуться.

Я взглянула на него, с грустью понимая, что совсем не замечала того, как он состарился. И короткая разлука вдруг открыла моим глазам глубокие морщины на его лице и белые волосы с бородой, имевшие теперь лишь отдаленный оттенок сирени. Глаза тоже из ясно-голубых стали выцветшими, хоть взгляд и сохранил мудрость. А ведь он далеко шагнул за черту молодости, когда я родилась. И лишь портреты показывали мне, каким он был в расцвете сил.

В трапезную