Крапива. Мертвые земли - Даха Тараторина

– Вот лучшее свидэтэльство. Бэз конэй им нэ выжить в стэпи, а уж в Пустых зэмлях…

– Ты говоришь мудро, старик, – кивнул Нардо и сделал знак всадникам.

Те потянулись вслед за ним, недовольно переговариваясь. Отстал лишь Брун. Он пустил коня шагом, чтобы поравняться с Кривым.

– Вот что я подумал, старик, – сказал он. – Наши кони нэ любят чужаков. Как так вышло, что хэлгэ увел твоего мэрина?

– Разве Шатай чужак? Мы сидэли у одного костра, мой конь знал его.

– Это так, – согласился Брун. – Но все жэ это странно.

– Да, – согласился Кривой. – Чэго только нэ случается в Мертвых зэмлях…

Глава 13

Пока шляхи глядели им вослед, Влас шел с прямой спиной, словно кочергу проглотил. Только припадал на правую ногу да все сильнее зажимал бок. Когда же стало ясно, что дожидаться их охотники не станут, княжич упал недвижим.

То был вопрос времени, когда силы покинут его, и лекарка даже не удивилась. Она сразу села возле:

– Помоги перевернуть. Шатай?

Шлях был как сонный, но указание выполнил.

Брови Власа сошлись у переносицы, глаза были плотно зажмурены. Все его существо сосредоточилось на том, чтобы сделать еще один вдох, а каждый последующий давался тяжелее. Воздух со свистом вырывался сквозь сжатые зубы.

– Он ядовит, – безразлично проговорил Шатай.

– Кто?

– Подзэмный жор. Он ядовит.

– С-с-сын горной козы… – выругалась травознайка.

Она поила Власа снадобьями, меняла повязки на свежие, пережевывала целебные травы в кашицу и накладывала их на рубцы, чтобы те скорее затянулись… А вышло, что не лечила она княжича, а лишь мешала руде вместе с отравой излиться. Не хлебай больной волшебные зелья, что мигом сращивают мышцы, лекарка заметила бы, как травит его яд. Но раны за считаные дни превращались в шрамы, и та, что оставил подземный жор, не отличалась от прочих.

Девка взвыла от досады:

– Почему ты не сказал сразу?!

– Я говорил, что он все равно сдохнэт.

И верно, говорил. Да Крапива над тем не задумалась. Шатай продолжил:

– Стрэпэт так или иначе казнил бы его. Смэрть от яда стала бы милостью.

– А потом? Почему ты не сказал потом?

Стоило надавить вокруг нарыва, и Влас со стоном выгнулся дугой, вены вздулись на его висках. Шатай поглядел на него безучастно:

– Потом? Это когда ты сказала, что сэла ко мнэ в сэдло лишь ради нэго?

– Да! Да, тогда! Зачем иначе было спасать нас?

– Я спасал тэбя. Нэ его.

Покой и добрая еда. Обильное питье, тишина и прохлада… Быть может, так Влас дотянул бы до Тяпенок, а то и до возвращения в столицу, где настоящий, опытный лекарь помог бы ему. А может, не будь он избит и измучен, Влас победил бы отраву и без врачеваний. Молодой, здоровый, сильный… Но что теперь гадать?

– Дай меч.

– Давай я убью его, аэрдын. Так будэт… быстрэе.

Влас вот-вот готовился испустить дух, но смолчать и тут не сумел.

– Брешешь, шлях, – едва слышно прохрипел он, – ты просто давно хотел меня зарезать…

– Я хотэл убить тэбя, а нэ избавить от страданий. Но тэпэрь это одно и то же.

Сызмальства мать учила Крапиву вести себя потребно. Не кричать, не плакать, не смеяться слишком громко, тем паче на людях. О том, чтобы браниться, и речи не шло. Но мать нынче была далеко, а Мертвые земли научили травознайку многому, что не одобрила бы Дола.

– Молчать! – рыкнула девка. – Шатай, меч! Живо! Влас, закуси! – Она сунула ему меж зубов край своей рубахи, походя подумав, что стоило сделать так в начале пути, и тогда многих бед не стряслось бы.

Мужчины повиновались.

– Держи ему руки.

– М-м-м!

– А тебя вообще не спрашивают! Крепче закуси!

Шатай всем сердцем ненавидел Власа, и не сказать, что вид острого лезвия у живота княжича не доставлял ему удовольствия. Но с тех пор, как он ушел из племени, все краски померкли, а радость помаленьку усыхала, как хилый родник. Поэтому, когда клинок надавил на вспухшую кожу, шлях лишь сильнее стиснул запястья Власа.

– Р-р-р-р!

Не зажимай больной тряпку, точно откусил бы себе язык. Лекарка осторожно держала меч одной рукой за рукоять, другой у самого острия. Клинок был остер, но отчего-то никак не мог вспороть язву.

– А-а-а! Больно! – Влас все же выплюнул кляп. – Хватит!

Но лишь плохой лекарь пойдет на попятный, когда больной жалуется. Крапива причиняла боль во спасение не впервой. Взять хоть Шатая, которого она обманула, чтобы защитить свой дом…

– Держи!

Княжич метался как обезумевший. Не придави шлях его коленом, уполз бы, под землю зарылся, лишь бы избежать поцелуя стали. Еще малость – и околел бы от одного ожидания. Тогда Крапива бросила осторожничать. Она трижды коротко выдохнула, чтобы самой не струсить, перехватила поудобнее оружие и… ударила.

Вопль разнесся по степи. Не человечий, звериный вопль. Так кричала коза, когда волк задрал ее на глазах у маленькой Крапивы.

Нарыв вскрылся, из него потекла смрадная желтая жижа. А из пореза высунулся червь. Многое повидала травознайка, многих лечила. Случалось иметь дело с таким, что только крепкий желудок выдержит. Но подобное встретила впервые. Отшатнуться бы да сделать защитный знак… Но вместо того она запустила пальцы прямо в порез, не давая червю скрыться.

Влас слабо дернулся, но силы покинули его, а Шатай продолжал держать.

Червь сидел внутри, питаясь жизнью княжича. Он вошел под кожу вместе с когтем подземного жора, да так и остался, когда рана запеклась. Он кормился и набирал вес, чтобы вскоре прогрызть себе путь на волю. Что же, на волю его лекарка и вытянет, да только не так, как шашень того желал. Скользкий и извивающийся, он все норовил вырваться, но Крапива ногтями впилась в лысые бока. Она представила, что вновь тянет росток из земли, что сама Рожаница держит ее руку, и рванула.

– Сын горной козы! Что это?!

Крапива могла бы ответить, но для этого требовалось рассмотреть червя и хорошенько подумать. Она же предпочла швырнуть его на землю и припечатать каблуком, а после для верности еще и разрубила мечом на несколько частей и раскидала в разные стороны.

Рана выглядела немногим лучше, хоть и не извергала больше гноя. А уж без капли воды, чтобы хоть промыть ее, было совсем тяжко.

– Я могу помочиться, – серьезно предложил Шатай.

– Себе на голову помочись, – выдавил княжич в ответ.

Шлях удовлетворенно кивнул:

– Тэпэрь жить будэт.

Повсюду в степи земля была все больше желтая