Крапива. Мертвые земли - Даха Тараторина

– И что же? – Влас опустил руку Шатаю на плечо. – Не желаешь повеселить соплеменников перед смертью?

– Много чэсти.

Кони вставали на дыбы и бешено ржали. Им не терпелось пуститься вскачь, как и ездокам. Но разве можно напасть прежде, чем дичь бросится наутек?

Уголок рта княжича едко изогнулся.

– Знаешь, шлях, что я недавно узнал о чести?

– Что жэ?

Княжич заговорщицки прошептал:

– Что ее не существует.

Нехотя поднявшись, Шатай устало закатил глаза:

– Чэго еще ждать от срэдинных ублюдков…

Крапива сноровисто подвязывала длинные края рубахи. Они свисали до самых колен и, несмотря на высокие разрезы, мешали бы бежать. Когда мужчины замолчали, уставившись на нее, она вскинула голову:

– Что? Вы как хотите, а я обратно в племя не спешу.

Влас повернулся к Шатаю:

– Так ты бежишь с нами?

Шлях закрепил меч за спиной и вздохнул:

– Конэчно.

Кто никогда не спасался от погони, не знает, как умеет бегать. Степные кони не славились быстротой, да и пять верст, отделявших их от добычи, сыграли на руку. Словом, сначала надежда и правда была.

Но скоро Влас начал припадать на правую ногу и отстал. Он все махал спутникам: поспешайте, мол, догоню. Но скоро стало ясно, что и сам в это не верит. Княжич зажимал шрам под ребрами, и Крапива, когда оказалась рядом, заметила, как тот наливается изнутри, точно чирей.

– Влас!

– Да беги ты! Не пропаду!

Приняв, что аэрдын не оставит срединника, Шатай подставил Власу плечо. Княжич окрысился:

– Руки от меня убери, шлях!

– Чтоб ты подох, раб!

Дальше они бежали в обнимку, как добрые друзья. Бежали до тех пор, пока Шатай не понял хитрость Иссохшего Дуба:

– Они гонят нас в Пустые зэмли!

Влас как мог давил на распухший шрам. Казалось, отпусти – и нутро вывалится наружу. Он прохрипел:

– Не все ли равно? Главное, что отстали.

– Отстали, потому что дальше нэкуда бэжать!

– И что же? Предпочтешь вернуться?

Шатай обернулся и побледнел. Больше он не спорил, но, достигнув одному ему видимой границы, замер:

– Дальше нэльзя.

Тому, кто не рос в степи, не понять, когда лучше прервать путь. Срединники не замечали предупреждений, видимых Шатаю. Почва потемнела совсем малость; не приглядевшись, и не заметишь. Не заметила и Крапива, хотя неясное беспокойство и впрямь настигло ее. Но где там прислушиваться к чувствам, когда на хвосте враги?

– Шатай, пойдем! – попросила она.

– Это Пустая зэмля. Нам нэ выжить на нэй!

– Нам и здесь не выжить! А там как повезет! – влез Влас.

– Никто нэ трэвожит Пустые зэмли!

Бестелесный ужас сковал шляха. Тот, что лишает разума, мешает дышать полной грудью. Тот, что в силах вызвать лишь боги.

– Никто? – переспросила Крапива. – И погоня… тоже?

– Погоне нэт нужды прэслэдовать дальше. Пустые зэмли сами убьют нас!

Крапива и Влас переглянулись.

– Что же, – сказала травознайка. – С землей мы авось договоримся.

Они втроем шагнули за межу, через которую не посмел бы переправиться ни один шлях. Воздух за нею был тяжелее и жарче, почва тянула жилы. Даже птицы и те облетали стороной Пустые земли.

Остановилась и погоня. Кони сгрудились в кучу, и та спустя время выплюнула одного всадника. Бруна. Он приблизился и остановился в десяти шагах от Шатая, Крапивы и Власа.

– Хэлгэ, – выплюнул он.

Тут бы и конец гордецу: выскочи Шатай отстоять свою честь – и уже не спасся бы. А ведь выскочил бы! Бросился бы один супротив всех, дабы отплатить за оскорбление. Но Крапива с Власом не пустили.

– Не слушай, Шатай! Он нарочно!

– Тебя выманивает, потому что сам границу перейти трусит.

Говоря это, Влас ждал, что Брун подстегнет коня. Шутка ли: враг прямо пред ним стоит, а мечом не дотянуться! И уж никак княжич не ожидал, что шлях не нападет, а рявкнет:

– Ты нэ заслуживаешь мэста даже у младшэго костра! Ты нарушил закон! Ты прэдал плэмя! В тэбэ нэт и нэ было никогда шляховской крови!

Останься у Шатая хоть немного гордости, и он не утерпел бы. Но то прежний Шатай, у которого имелась семья и вождь. Нынче у Шатая не осталось ничего. Даже любви аэрдын, на которую он променял прежнюю жизнь.

– Да, – сказал он. – Вэрно, и правда никогда нэ было…

Он вывернулся из хватки спутников, согнулся, как старик, и медленно побрел вглубь Пустых земель.

– Вэрнись, трус! – кричал вослед ему Брун. – Хэлгэ! Хэлгэ!

Но Шатай не оборачивался. К чему оборачиваться на шум ветра?

* * *

Когда беглецы отошли достаточно далеко, а никто так и не решился последовать за ними, Брун спросил:

– Что скажэм Стрэпэту?

Малый отряд полагалось вести Оро или Драгу. Но оба нынче пели для Хозяйки Тени, а вождь, тяжело раненный, стоял на перепутье, решая, провожать ли сыновей.

Вел их Нардо – молодой воин, что метил на место ближника. Он первым обнаружил пропажу, он же и доложил Стрепету, но навряд вождь понял, что ему говорят. Тогда Нардо отправился за советом к Кривому. Хоть тот и сидел у младшего костра, но все ж был старше и мудрее прочих. Остановить горячих воинов, уже взнуздавших лошадей, калека не сумел бы, но напросился с ними вместе:

– Я слышу стэпь почти так же хорошо, как вождь. Я помогу.

Отыскать предателей удалось не сразу. Когда же боги улыбнулись Иссохшему Дубу, Кривой буркнул:

– Загнать бы их, как горных коз! Трусы достойны животной смэрти!

Нардо согласился и приказал греметь оружием, объявляя охоту. Теперь шлях корил себя: не затей они игру, уже везли бы вождю головы предателей.

– Пустые зэмли никого еще нэ выпускали, – пожал плечами Кривой. – Эта казнь, может, еще лучше.

Нардо нехотя согласился, потому что больше ничего сделать не мог. Он крикнул:

– Мы принэсем Стрэпэту благую вэсть! Стэпь сама казнила прэдателей!

Взбудораженные, воины зароптали. Кровь бурлила в них, жажда победы мешала стоять на месте.

– Стоило принэсти Стрэпэту их глаза! Он захочет убэдиться! Ослэпить и вскрыть животы, а уже послэ отдать стэпи! – кричали они.

Кривой устало поморщился: уж он-то о слепоте знал поболе соплеменников. Он повысил голос:

– Развэ мы нэ вэрим в справедливость Мертвых зэмэль? Разве имеем право проверять, свэршилась ли казнь?

Нардо робко возразил:

– Вождь хотэл бы… получить свидэтельство…

Кривой сидел на своем верном скакуне, а гнедой Шатая семенил следом за отрядом. Животные сами вышли на знакомые запахи, а по их следам шляхи отыскали беглецов. Когда калека вернул своего мерина, тот все