Крапива. Мертвые земли - Даха Тараторина

Сам же Влас, единственный из троицы, был полон сил. Вскоре после ссоры княжич принялся храбриться и барагозить, но лекарка подметила и мертвецкую бледность, и опухшую горячую кожу вокруг ран. А всего хуже была неурочная резвость. Княжич вертелся в седле, хохотал и подначивал Шатая, норовил погладить травознайку по мягкому бедру и рассказывал о том, до чего хорошо живется у него в тереме и как много она потеряла, отказавшись стать молодшей.

Лекарке случалось встречать такое: незадолго до кончины больной вдруг становился необычайно бодр и весел. Тело, ощутив приближающуюся Тень, боролось с самим своим естеством и кипятило кровь. Оно, может, и кстати, ведь волочь с собой умирающего было бы сложнее. Приходилось бы останавливаться и менять перевязки, готовить лекарства… Нынче же Влас, казалось, не нуждался не только в снадобьях, но и в отдыхе или еде. От полоски сушеного мяса он с отвращением отказался, зато пил, как измученная лошадь. Скоро и правда пришлось задуматься о родниках.

Обыкновенно подобное облегчение длилось недолго. Когда силы у тела заканчивались, больной падал и уже не шевелился, пока замедлялось биение его сердца. Лекарка знала все это, но не произносила вслух, потому что изменить ничего уже не могла.

– Эй, шлях! Дай воды. – Влас подстегнул коня, оказавшись рядом с Шатаем, и протянул руку, по которой тут же и получил.

– Пэй ту, что я отдал.

– Та кончилась. Дай еще. Ну?

Терпением степняки не отличались. Шатай схватился за меч:

– Можэт, лучшэ зарэзать тэбя, чтобы нэ тратиться? Или подождать, пока сдохнэшь сам?

– Шатай, пожалуйста… – тихо попросила Крапива.

Она, сидя позади княжича и обхватив его руками за пояс, чувствовала, как судорожно колотится его сердце. Оно разгоняло кипящую кровь по жилам, и вода лишь самую малость могла притушить этот пожар.

Шлях отпустил рукоять меча и отвязал бурдюк:

– Больше нэт. Нужно искать источник.

Жадно проглотив все до последней капли и облизав губы, Влас разрешил:

– Ну так ищи. Слыхал, вы, дикари, способны унюхать родник. Не зря вас кличут зверьем.

– Молчи, – процедила Крапива.

Но княжич продолжал насмехаться:

– Теперь-то я понял почему! Баб-то у вас нету. Небось сношаетесь с дикими кошками?

– Влас!

Крапива рванулась закрыть ему рот, да не успела. Княжич закончил:

– Или вам больше по нраву друг с другом, а, Шатай?

– Влас, закрой свой грязный рот!

Но предостережения лекарки уже никому не понадобились, потому что мужчины разом соскочили на землю, сцепились и покатились. Растерянные кони продолжили двигаться вперед медленным шагом.

– А ну, хватит! Да прекратите же!

Пока девка остановила коней, слезла да подбежала к спорщикам, те уже знатно валяли друг друга в пыли. Свежая одежда, которую пожаловали спасенному пленнику, мигом пропиталась кровью из открывшихся ран, у Шатая текло из разбитого носа.

– Срэдинный ублюдок!

– Я своего отца знаю! Ублюдок здесь ты!

– Стоило оставить тэбя подыхать на камнэ!

– Не оставил бы! Тебе ведь девка приказала, а ты знай перед ней на брюхо падаешь!

– Ты спас аэрдын от подзэмного жора, но тэпэрь я отдал долг! Тэпэрь готовься пэть Тэни!

Силы оказались равны: Шатай и прежде дрался негоже, а нынче еще и двигал только одной рукой. Другая, подвязанная лекаркой к шее, едва шевелилась. Влас же… Про него и говорить нечего.

Крапива смяла рубашку на животе в ком. Как растащить дурней? Как унять? Зашибут ведь и не заметят, если кинуться к ним! Вот если бы холодной водой окатить или отвлечь чем…

Мелькнувшая мысль оказалась столь же дерзкой, сколь и простой. Матушка за подобную глупость выгнала бы срамницу из дому, ну да если эти двое друг дружку поубивают, то неоткуда будет выгонять, потому что дома не станет. Крапива до боли закусила губу и крикнула:

– Эй, глядите!

А после хватанула широкую шляховскую рубаху за воротник да дернула тесемки. Легкая ткань скользнула к поясу. А мужчины так и замерли с занесенным для удара кулаками и разинутыми ртами.

Крапива стояла перед ними с обнаженной грудью, беззащитная и напуганная. Но, вопреки всему, чему учила ее мать, ощущала не стыд. Иное чувство разливалось под кожей, и названия ему девица покамест не знала.

– Хороша, – цокнул Влас и тут же получил кулаком в лицо.

Шатай вскочил и ревниво заслонил девицу от срединника:

– Прикройся, аэрдын.

– Ты что, дурак? – Влас вскинул брови. – А ну как послушает? Езжай так, девка! Не знаю, как этому, а мне любо!

Странная уверенность охватила Крапиву. Доселе незнакомое ощущение власти будоражило.

– Рты захлопните. Оба, – велела она. – И вернитесь в седла.

Влас осклабился:

– Как прикажешь, славница! Иди ко мне.

Крапива покачала головой:

– Я еду с Шатаем. – И затем она елейно докончила: – Тебе, как я погляжу, шибко весело. Так и веселись один.

Мрачное лицо шляха озарилось победоносной улыбкой. Он ни слова не сказал княжичу, но поглядел на него так, что у Власа вновь зачесались кулаки.

– Но я возьму одеяло. Запрещаю меня трогать, понял, Шатай? Потому что в драку полезли оба.

Улыбка малость побледнела, но не пропала.

Оставшиеся без присмотра кони выискивали редкую сочную зелень и фыркали один на другого, как только что их седоки. Рыжий мерин Кривого был крупнее, но спокойнее, зато Шатаев норовист не по размеру и задирист. Он бил копытом, когда рыжий покушался на найденный им вкусный росток, и кусался, чего прежде за ним не водилось. Надо сказать, что гнедой Шатая упрямился с самого начала их пути. Но, удерживаемый хозяином, не озорничал. Почуяв же свободу, ошалел, словно его слепень ужалил под хвост.

– Вот упрямая тварь! – выругался Шатай и добавил, многозначительно покосившись на Власа: – Еще и конь умом поврэдился…

Он догнал животных и успокаивающе похлопал гнедого по морде, но, едва сунул ногу в стремя, тот снова заартачился. Вслед за ним забеспокоился и рыжий – прижал уши и забил копытом.

Шатай процедил:

– Сын горной козы… В седла! Скорэе!

Коли что-то напугало степняка, надобно сначала делать ноги, а опосля уже спрашивать, от чего бежали. Крапива быстро усвоила эту науку, Влас же, хоть и рад был порисоваться, предпочел последовать ее примеру. Но не тут-то было! Гнедой взбрыкнул, вырывая повод, и, словно дождавшись команды, рыжий бешено заржал. Влас сорвался с места за мгновение до того, как конь побежал. Куда там! Кривого мерин, может, и не оставил бы, но до срединника ему дела не было. Смекнув, к чему идет, княжич бросил бесполезную затею и поспешил на помощь Шатаю: гнедой встал на дыбы, глаза его бессмысленно таращились.

– Уйди, раб! Нэ мэшай!