Порочная невинность - П. Рейн

– Не понимаю, чего ты бесишься!

Стоп… это голос Авроры?

– Чепуха, все ты понимаешь.

Ирландский акцент… я замираю. Какие у нее могут быть дела с ирландцами?

– Ты теперь с ним целуешься на людях? – обвинительным тоном продолжает парень.

– Мы помолвлены.

– А как же мы?

Я поджимаю губы. Она встречается с ирландцем? Антонио знает?

– Я еще на прошлой неделе тебе сказала, что между нами все кончено. Что тут непонятного?

В голосе Авроры звучат гнев и отвращение.

– Значит, вот как? Наигралась, и хватит?

Только сейчас я узнаю голос Конора, участника нашего группового проекта. Гм, странно… они вели себя так, будто незнакомы. Я в замешательстве, выпитая водка все еще течет по венам, и полученные новости не укладываются в голове.

– Если хочешь, давай поговорим, а вообще – да, кончено, – заявляет Аврора.

Черт, что все это значит?

Конор фыркает, усмехаясь, хотя ему, похоже, не весело.

– Поговорим? О чем? Спасибо за удовольствие. Пока.

Раздаются тяжелые шаги, – Конор уходит в ночь, затем разочарованный стон Авроры, стук ее каблуков по мощеному дворику тоже постепенно затихает. Я жду минут десять, сажусь на скамейку и оглядываюсь по сторонам. Я вновь одна. Черт, что это было?

Я даже не знаю, сколько прошло времени. Собираясь на вечеринку, я не взяла сумочку, так что осталась без телефона. Мне понятно одно: Аврора играет в какую-то грязную игру. Не то чтобы я этого не знала, но такое… И что теперь? Держать рот на замке и не вмешиваться? Рассказать Мире, и пусть решает, что делать? Или сказать Антонио?

Здесь, в кампусе, он главный представитель семьи Ла Роса, значит, надо сказать ему. Если что-то пойдет не так и мой отец узнает, что я располагала информацией и не поделилась ею, он рассердится. Может, даже отречется от меня.

– О боже! – вырывается у меня, и я испуганно прикрываю рот рукой.

А вдруг отец ребенка Авроры не Антонио? Нечаянно подслушанный мной разговор указывает на то, что Аврора находилась в отношениях с Конором. Что, если он и есть отец ребенка? Это что-то меняет? Возможно, если Антонио захочет. С другой стороны, он явно неравнодушен к Авроре, если спал с ней и врал мне.

Я вскакиваю со скамейки и иду по тропинке к Рим-хаусу. Скрытность и ложь до сих пор не принесли мне ничего, кроме горя. Может быть, правда исцелит мое разбитое сердце.

С утра пораньше я стучу в дверь Антонио. Я плохо спала и проснулась ни свет ни заря. Думаю, все общежитие будет сегодня дрыхнуть допоздна, и хорошо: никто не заметит, как я вхожу в его комнату.

Наконец дверь распахивается. У Антонио сонные глаза, он в пижамных штанах, волосы растрепаны. Удивленно моргает.

Мой взгляд скользит по мускулистой груди, и я вспоминаю, как она прикасалась к моей.

– Ты зачем пришла?

Я вхожу, не дожидаясь приглашения:

– Нужно поговорить.

С раздраженным вздохом Антонио закрывает дверь.

– Нам больше не о чем разговаривать.

Он скрещивает руки на груди, сжимает губы и расставляет ноги, как будто готовится к драке. Принятый им вид грозного мафиози меня не останавливает.

– Дело не в нас. Вчера вечером я кое-что услышала. И должна тебе это сказать.

Антонио нехотя садится на кровать и наклоняется вперед, положив локти на колени.

– Если можно, покороче.

Я начинаю рассказывать, превозмогая тяжесть в сердце:

– Вчера вечером, когда я ушла с танцев…

Наши взгляды встречаются. Мы оба знаем причину моего бегства.

– Я бродила по кампусу и оказалась во дворе. Помнишь, такой полукруглый, с живой изгородью?

– Ты проверяешь, хорошо ли я знаю кампус?

Я сердито поджимаю губы:

– В общем, я прилегла на скамейку и, видимо, задремала.

– Ты хотела сказать, отрубилась пьяная?

Пусть грубит, я выдержу.

– Я проснулась от громких голосов по другую сторону изгороди. Это были… Аврора и тот ирландец, Конор, с которым мы делали проект. Они меня не заметили.

Антонио молчит, хотя начинает слушать с интересом.

– Конор как будто ревновал, потому что она… с тобой целовалась. – Я с трудом выдавливаю последнее слово. – Они странно себя вели.

Антонио встает с кровати и подходит ко мне.

– Господи, как это жалко и противно!

Моя голова откидывается назад, как от удара, в глазах закипают слезы.

– Что? – шепчу я.

– Как ты смеешь говорить гадости о моей невесте? Думаешь, я поверю, отменю свадьбу и женюсь на тебе?

У меня подкашиваются колени от презрения в его голосе. Он подходит ближе.

– Послушай, нам было хорошо в постели, но я ничего тебе не обещал. Забудь свои детские фантазии и живи дальше. Не вставляй мне палки в колеса. У нас с Авророй будет ребенок. Мы скоро поженимся.

– А если ребенок не твой?

Я надеюсь, что до него наконец дойдет.

Антонио заходится смехом:

– Ты и вправду в таком отчаянии, что не выбираешь средств? Говорю тебе, София, если ты повторишь эту чушь кому-нибудь еще, я приму меры, и тебе не поздоровится. Ясно?

Он смотрит на меня как чужой. Я не узнаю в нем мужчину, которого впустила в свое тело. Кто этот человек? Жесткий, беспощадный вожак преступного клана.

– Ты все поняла?

Я слабо киваю. А потом верх берет мой собственный гнев: тлевшая где-то на дне сердца искорка превращается в лесной пожар. Пусть сколько угодно притворяется, что наши отношения несерьезны и мимолетны, только я знаю, что это было настоящее, искреннее чувство, хоть и недолговечное.

– Ты можешь врать себе, сколько угодно, но то, что между нами было, – настоящее. Даже если все кончено и ты теперь с Авророй, у нас была настоящая любовь, и у меня это не отнять. Так что иди ко всем чертям!

Я прохожу мимо него отвернувшись, чтобы Антонио не увидел моих слез. Может, я никогда не перестану думать, как сложилась бы наша жизнь при других обстоятельствах, но будь я проклята, если позволю ему еще раз поставить меня на колени.

35. Антонио

София в приступе ярости выбегает из комнаты. Меня раздирают противоречивые чувства. Я горжусь ею за то, что она нашла в себе силы послать меня к черту. Как мне хотелось схватить ее за плечи и поцеловать! А еще сильнее – признаться, что я не отец ребенка. Зато теперь я знаю, кто он. В принципе, не столь важно, за исключением того, что моя невеста трахалась с ирландцем, а не с кем-то из наших,