Любовь по-немецки - Мара Дорст

и застелила наш диван. Всё осталось на своих местах, и моя картина, вышитая бисером, которую я подарила ему на день рождения, по-прежнему стояла за стеклом в шкафу. Будто бы я ушла отсюда только вчера, а не полгода назад.

Женя вернулся, и я увидела, что что-то неуловимо изменилось в нем.

– Я выйду ненадолго, – сказал он. – А ты пока отдыхай, душ прими.

Я догадалась:

– Люда приехала?

– Да, но ты не волнуйся. Я ненадолго. Она хочет мне что-то сказать.

Я не выдержала в квартире и пяти минут. Какого черта? Если они расстались и он все решил для себя, пусть говорит при мне. Ему же теперь нечего скрывать?

Я быстро оделась, натянув джинсы прямо на голый зад, и выскочила на улицу. Уже было совсем темно, и я растерялась: как я найду их, если они разговаривают в машине. Но мне повезло. Завернув за угол дома, я увидела Женю. Он тоже увидел меня и спрятался в тени гаража, надеясь, что я его не замечу.

– Не прячься! – закричала я издалека. – Я вижу тебя.

Ему пришлось выйти из тени.

Люда ещё не приехала, и он поджидал её автомобиль около дороги.

– А ты опасная, – нехотя признал он.

– А что ты хотел, чтобы я позволила тебе дурачить меня и дальше? Ты как-то предлагал нам встречу втроём? Ну, вот и встретимся.

Не знаю, ожидала ли Люда увидеть меня, но она не подала виду, что удивлена, когда вышла из машины.

Мы стояли перед ним обе, призывая его к ответу. Жалкий и потерянный, он что-то пытался бормотать в своё оправдание. Куда делась его прежняя самоуверенность, его надменность, с которой он обращался со мной? И все же ему пришлось делать выбор.

Он подошёл ко мне и, обращаясь к Люде, сказал ту же фразу, что он говорил ей по телефону:

– Я люблю её, прости, я ничего не могу с собой поделать.

Наверное, она все же ждала другого.

– Так ты просто затыкался мной в её отсутствие! – завизжала Люда и кинулась на него, колотя по лицу. Телефон выпал из её рук, и мне пришлось подбирать его. Сцена для сериала, подумалось мне.

После этого всплеска мы стояли все трое, потрясенные и опустошенные. Хотя не скрою, что во мне поднималась волна торжества победы над соперницей. Пусть ненадолго, но я взяла реванш за мой июль.

– Я хочу забрать мои вещи, – сказала Люда.

Тут пришла очередь взъяриться мне:

– Так она жила у нас в квартире? – накинулась я на него. – Ты же говорил, что вы занимались сексом только в машине.

– Только в машине? Только в машине?! – Она снова ударила его по лицу.

Да, у нас обеих был законный повод расцарапать ему физиономию, но я предоставила это ей. Я предпочитала размазать его по стенке словами. Сейчас сила была на моей стороне, а девочка плакала от бессилия.

Все трое мы отправились в квартиру, которая была нашим с Женей семейным гнездышком когда-то, а теперь, как оказалось, служила ещё и местом тайных свиданий с соперницей. Женя бежал впереди всех, мы порознь поодаль. Ему пришлось дожидаться у подъезда, так как ключи были у меня. Увидев, что я открываю дверь ключами, Люда шепнула ему со злостью:

– За это ты тоже у меня получишь.

Видимо, ей он ключи не давал.

В квартире на правах хозяйки я предложила ей пройти и поужинать с нами, но Люда, конечно, отказалась. Увидев разобранную кровать, она нашла ещё в себе силы подколоть меня, сказав, что я взяла простынь, которую она недавно «запачкала». В ванной она не нашла своих вещей. Оказалось, что перед моим приездом Женя предусмотрительно спрятал их в коробочку из-под обуви в шкафу. Мы обе с презрительной усмешкой наблюдали за тем, как он извлекает их оттуда. Закончив с вещами, а их оказалось немного – всего лишь принадлежности для душа, и зубная щётка – Люда порывалась уйти, но он зачем-то начал удерживать её. Видимо, его чувства к ней были сильнее, чем просто увлечение, и он не хотел отпускать ее в таком состоянии. Со мной при расставании он даже не церемонился, с грустью подумала я. Он даже позволил нам пойти покурить на балконе (это в маминой-то квартире, которая на дух не выносила табачного дыма!), и принёс нам под ноги коврик, чтобы мы не простудились, чем дал нам очередной повод зло подтрунить над его внезапно проснувшейся заботой.

– Я сделала от этого урода аборт, – призналась мне Люда. – Я так хотела ребёнка, хотя бы для себя. А он настоял на аборте, и теперь у меня проблемы по-женски. Врач говорит, что я больше не смогу иметь детей.

Мне было жалко её, и мне было жалко себя.

– Когда это было? – спросила я.

– Два года назад.

Два года назад! Спустя всего год нашей совместной жизни. Я представила себя, тогда ещё счастливую и ни о чем не подозревающую. Как горько и как больно, в душе просто выжженная пустыня.

4. Три счастливых дня было у меня…

Именно эту песню Аллы Пугачевой я исполнила Жене в один из дней, проведенных в его квартире, нежась в его объятиях. Я чувствовала себя на подъеме, торжествуя победу: все-таки я оказалась для него главной женщиной в его жизни! Тогда я еще не понимала до конца природу нарциссизма и действительно наивно полагала, что он осознал, как я дорога ему и какую ошибку он совершил, променяв меня на другую. В ту же ночь, когда ушла Люда, выпив водки от пережитого потрясения, он овладел мной, забыв про свои опасения по поводу СПИДа. Три дня мы практически не вылезали из постели. Только один раз в воскресенье мы отправились за грибами, и, ползая по кустам, Женя давал мне последние наставления перед отъездом, как мне вести себя с моим мужем, чтобы срубить с него побольше денег и не вернуться в июле с голой задницей, как это случилось на этот раз. Что касается Карстена, Женя считал, что с ним давно все покончено, поэтому больше не переживал на его счёт. Однако во время секса он все время держал его в голове, не в силах забыть внушительные размеры моего любовника, и старался перещеголять его, если не величиной, то умением. Он действительно был искусен и неутомим, но в его близости никогда не было чувств. Не способный к эмпатии, абсолютно эмоционально холодный, Женя и в постели был просто роботом. Даже во время секса он не целовал меня в губы, его лицо оставалось бесстрастным, а глаза равнодушными и пустыми. С Карстеном, несмотря на секс без изысков, я чувствовала совсем другое. Ни с чем не сравнимую взаимную нежность и в то же время пронзительное желание, сочетание которых превращало близость с ним в нечто особенное, не доступное для меня с таким партнером, как Женей.

С Женей я испытывала настоящую радость лишь от того, что у меня появилась возможность спать в его объятиях. Это было то, потерю чего я больше всего оплакивала в июле. Его тело все ещё было близким и родным для меня, как ни странно. Это давало мне чувство защищенности и уюта, в которых я так нуждалась.

Омрачало эти дни лишь то, что Женя не мог скрыть своего беспокойства по поводу Люды. Я видела, что он терзается мыслями о ней, только не могла понять, что это: тоска по утраченной подруге, или страх перед тем, что она может как-то навредить ему, поскольку они работали вместе.

Перед отъездом у нас в распоряжении оставалось всего несколько ночных часов, потому что мой рейс отправлялся в три часа утра. Мы легли рано, около девяти, и провели несколько беспокойных часов в полудреме, боясь прозевать будильник.

Как только я улечу в Германию, он приложит все усилия, чтобы Люда вернулась к нему. И она сделает это, несмотря на его предательство. Так, как это делала я уже много раз, потому