Там, где нас нет - Альвин Де Лорени

Из притащенных рабочими досок, закупленных в порту, я на шкантах собрал каркас сцены. Высоченный, больше чем на пятнадцать метров высоты — три доски в длину. А доски тут тоже шестиметровые — это если перевести на наши деньги. А поскольку во сне я особо не нуждался, то оставив в спальне Веника и Вивиана, ночами мудрил над каркасом в Совете города. Переделывая его так и эдак. Сцена заняла всю ширину зала — не хотелось видеть болтающихся за ней разных любопытствующих личностей. От пола зала до пола сцены по высоте она составила примерно метр двадцать. Перед сценой от зала было отгорожено пространство для оркестра, который от зрителей отделялся опускающейся на пол тканевой завесью той же высоты, что и сцена. Получилось так, что когда будет исполняться чисто оркестровое произведение, завесь опустится на пол и оркестр будет рядом со зрителями, а когда действо будет происходить на сцене, перегородка поднимется, прикроет почти весь оркестр и выйдет своеобразная оркестровая яма. Правда, так тут никто не делает. Но это не мои проблемы.

Кулисы отгорожены. На верху каркаса укреплены задники под разные спектакли — в этот раз их у меня будет два. И целых пять занавесов. Главный из них с нашитым огромным гербами — слева Великого герцогства, а справа мой личный. По низу сцены, по углам, жестяные ведёрки на вертлюгах, выкрашенные снаружи чёрной краской, такие же вёдра и по верху сцены и даже по краям зала. Внутри вёдра серебрёные — целых десять гульденов потратил! В них стихийники зажгут огоньки и получатся прожекторы. Ну, а я буду их направлять туда, куда надо. Такая себе рампа.

Со всего здания Совета прислуга стащила стулья и расставила их на свободном месте, шагах в пятнадцати от перегородки оркестра. Получилось около восьмисот мест. Просто столько стульев нашлось. Пришлось опять напрягать сенешаля с досками и из следующей их партии были изготовлены скамьи для публики попроще. И чтобы подсластить пилюлю я скамьи сделал с возвышением. Так, чтобы с самой последней сцена была видна без помех. А стулья сыграют роль партера. Сбоку смастрячил будку для пульта управления сценой. Там я буду и девять искусников. Оттуда же они будут манипулировать сценическим оборудованием. Роль конферансье я отвёл себе. Именно я буду направлять зал и исполнителей туда, куда мне нужно, рассказывать о том или ином произведении — чувствую, что из-за их новаторства многое будет непонятно местным неискушённым зрителям.

На прогон «Оловянного солдатика» я никого не пустил, заперев наглухо двери зала. Непосредственный Жизи только пищал от восторга, проходя по сцене или примеривая специально пошитый для него костюм танцовщика — белый в обтяжку, оставлявший свободным только кисти рук и ступни. У кистей и вокруг талии были пришиты воланы из той же ткани. На ногах белые туфельки без каблука, подвязанные широкими шёлковыми лентами. До балетной пачки, конечно, далеко, но что-то похожее получилось. Под костюм, оказавшийся несколько прозрачным, были подобраны белые тугие стринги, оставлявшие свободной соблазнительную попку.

Из тонкой жести, под присмотром Ёрочки, а все мои с восторгом приняли идею концерта, так, что даже Веник с удовольствием лазил по сцене, порой заставляя опасаться за целостность своего организма, Людвигу были сооружены довольно правдоподобные латы и шлем с открытым лицом. В руки выдана бутафорская алебарда. Улоф обзавёлся стильным чёрным плащом и чёрной же треуголкой, с полями, обшитыми широким серебряным позументом. Под плащом — костюм дворянина в чёрных с серебром тонах. На ногах чёрные штаны до колен, белые чулки и туфли с широким пряжками. Под плащ пристроен фальшивый горб. Улоф по моей просьбе скроил рожу и скрипучим голосом зачитал пару строк из своего текста. Талант! Реально, чёрт возьми, я увидел тролля… В руки ему дали трость-шпагу с круглым набалдашником и образ получился законченным. Лотти удостоился костюма барда, состоявшего из бежевой просторной рубахи традиционного местного покроя, то есть с манжетами навыпуск и полочкой с вертикальными проточками, с широченным отложным воротником, открывавшим нежную шею и ключицы, обшитом по краю кружавчиками — омега же! Жилет цвета охры, ниже пояса — лосины в цвет рубахи, обтянувшие как перчатка стройные бёдра — это он сам придумал. На ногах — невысокие сапожки из мягкой кожи того же цвета, что и жилет. Поверх всего этого — широкий тёмный плащ до середины голени — с тем расчётом, что он в нём будет выступать дальше.

Были пошиты и ещё костюмы. Для омеги-певца просторный переливающийся серо-голубой балахон в пол и для предпоследнего номера в котором были задействованы Жизи и танцовщик, найденный сенешалем, короткий гиматий из грубой ткани, крашеный луковой шелухой, для омеги и набедренная повязка для его партнёра.

Надавив на сенешаля, заставил его раскошелиться на платье для музыкантов — строгие чёрные костюмы из тонкого сукна с ослепительно белыми рубашками и пышными жабо. До этого они выступали в своём — кто в чём мог.

Да. И Делмару с Роланданом тоже пошили. И костюмы и обувь. Делмару так вообще на высоком каблуке. Башмачник сначала взялся ругаться, потом, после того как я его успокоил и разъяснил принцип стального супинатора к которому будет крепиться тонкий, тоже стальной каблук, напротив, загорелся новыми идеями и туфли вышли на загляденье.

За сценой я нагородил из парусины перегородок, долженствующих изображать гримуборные. Одну для омег, вторую для альф.

Прогоняли сначала без участия оркестра весь концерт — тут я транслировал участникам музыку прямо в голову. А затем были прогоны с оркестром — мне надо было, чтобы мейстер дирижёр понимал, где какой темп исполнения нужен — это для танцевальных номеров. Потом, новая музыка требовала сыгранности. И тут оркестр репетировал самостоятельно. Все они находились под моим воздействием, в том числе и с целью недопущения утечки сведений раньше времени. На прогонах и репетициях присутствовали отобранные мной искусники. Каждый из прожекторов был прòнумерован, также как и блок в котором они находились и по моей команде огневики зажигали прожекторы, а я направлял луч на сцену. Вроде получилось. Со звуком было сложнее. Для начала никто здесь не понимал его природу — не доросли ещё. Поэтому сначала лист бумаги, а потом лист тонкой лужёной жести играли роль наглядных пособий. Мне надо было, чтобы звук распространялся по залу строго определённым образом — от сцены к зрителям. И тогда над оркестром студиозусы создавали воздушную линзу, потом чуть поворачивали её в