Там, где нас нет - Альвин Де Лорени

И опять сцена. Чёрная и пустая…

А за сценой Лотти стоит перед выдернутым мной из пультовой будки первым попавшимся под руку студиозусом-воздушником. Сейчас Лотти будет петь, а задача стихийника — подать его голос из-за сцены так, чтобы не было потери в качестве звучания.

Делмар и Роландан стоят в разных концах сцены. И первый прожектор вспыхивает в вышине, освещая стоящего альфу. На нём специально пошитое для него платье. Настоящее платье! Белого шёлка. Приталенное и расширяющееся книзу. На тонких шнурочках-бретельках, открывающих точёные плечи танцора. Подол платья обшит такой штукой, как её… боа из неё делают. Перья, короче. Платье длиной до нижней трети голени оставляет открытыми изящные ножки Делмара обутые в туфли на высоком каблуке. Туфли состоящие только из подошвы и белых ремешков, обвязывающих тонкие щиколотки. Волосы альфы, достаточно длинные, чуть ниже плеч убраны в причёску. Я такие видел на Земле. Ракушка называется. Эльфи две ночи не спал — думал как их закрепить. Я-то только задание выдал, а реализация на нём была. Но получилось так как надо. Царственная осанка, гордо поднятый подбородок и утянутые волосы сделали из Делмара что-то невообразимое! На шейку, прикрывая кадык, надета белая бархотка с покачивающимся камушком, а за плечами к бретелькам платья у лопаток прикреплён короткий, до поясницы, полупрозрачный шлейф из газа. Роландан тоже весь в белом — туфли, брюки, рубашка с манжетами, и белый жилет, утягивающий могучую фигуру.

И вот падающий сверху свет выхватывает из темноты Делмара, а оркестр уже начал вступление — рояль и скрипки, и Лотти за сценой вторит им:

— Я с тобой, пусть мы врозь…

Делмар сгибает ногу, отставляет её и взмахнув рукой начинает кружиться по сцене, сдвигаясь к пока ещё стоящему в темноте Роландану. Прожектор освещает и его, как раз в том момент, когда Делмар оказывается возле него, и он, протягивает руки к Делмару. А тот, будто бы не замечая его и приподняв руку в изысканном жесте, пальцами к лицу, пробует двигаться дальше, а Роландан придерживает его и стремится следом… А роскошный томно-напряжённый вальс (мой ласковый и нежный зверь) качает на своих волнах и танцоров и зрителей и сам зал…

И долетают из-за сцены слова песни:

— Ты со мной лишь во сне, мы вдвоем наедине. Я зову, ты нужен мне, вновь наяву прошлым живу — ты мой единственный, нежный!

И вот снова чувственно-нежный Делмар в летящем за ним платье и Роландан, крутясь в такт мелодии, расходятся по разные края сцены, будто ищут друг друга, но никак не сойдутся. Но вот пара на миг останавливается, заметив партнёра и неверяще, сначала медленно, а затем быстрее и быстрее бросаются навстречу… И останавливаются за миг до прикосновения. И Делмар складывает ручки на груди Роландана и тот обхватывает их и склоняет голову будто бы целуя…

А за сценой Лотти, вновь пропуская через себя и слова и музыку со стекающими по щекам слезами, глядя широко раскрытыми глазами на альфу-студиозуса, стоящего прямо перед ним, выводит чуть подрагивающим, немного шероховатым голосом:

— Ты и я, нас разделить нельзя, без тебя нет для меня ни дня. Пусть любовь далека и близка как весна, но навсегда в нашу жизнь я влюблен!

Именно такой голос мне и был нужен. Оперное контральто слишком лощёно. Чересчур избыточно для такой, фактически интимной песни.

А на сцене вновь разошедшиеся Делмар и Роландан возвращаются. Делмар, кажется, бежит мимо Роландана, но тот, как пушинку, подхватывает его за точёную талию и, закружив, подхватывает одной рукой так, что тот кладёт свою руку на его руку сверху и пара головокружительно кружится под музыку. А затем они в классической стойке вальса порхают по сцене, сопровождаемые лучами прожекторов, едва поспевающими за ними. Я отслеживаю движения вальсирующих и едва успеваю двигать прожекторы, так как музыка ускоряется, идёт к кульминации и только отсчитываю в голове — раз, два, три, раз, два, три, раз, два, три…

Изысканно-точёная головка Делмара повёрнута в сторòну от Роландана, сам он двигается откинувшись назад и только волны белоснежного платья, с пёрышками боа по подолу, да прозрачный бледно-розовый шлейф летят и летят за ним. Роландан осторожно ведёт своего хрупкого партнёра и их ноги, одни на каблуках, из-за музыки едва слышно цокающих по доскам сцены, а другие в белых туфлях двигаются друг за другом, то наступая, то отступая…

И вот уже мелодия идёт к завершению и снова разошедшиеся в сторòны танцоры бросаются друг к другу. И Роландан широко раскинув поднятые руки, сводит их кольцом, а Делмар чуть подсев, ныряет снизу в это кольцо и, кажется, выплёскивается перед самой грудью своего партнёра и на последнем аккорде приникает к Роландану, бережно обнимающему его…

Свет гаснет.

Мне нужно мгновение, чтобы проверить происходящее за сценой, чтобы потом снова возникнуть на ней. Я так думал… Но нет…

Лотти… Он. Стал. Истинным. Тому самому студиозусу-альфе перед которым так прòникновенно пел.

Они стояли в обнимку. Огромный альфа и омега-лицедей. И как за несколько мгновений до того, там, на сцене, здесь альфа тоже бережно, как величайшую драгоценность обнимал и боялся ненароком навредить, хрупкого омегу, доверчиво приникшего к его груди.

Вот Лотти поднял залитое слезами лицо на альфу, выдохнул через рот, кусая опухшие губы, снова опустил лицо к груди счастливо-растерянного альфы-стихийника.

Сколько Лотти лет? Тридцатник точно. И всё это время он ни разу, ни с кем? Нет, добровольно это вряд ли возможно. Если только не гормональный сбой. Но если сбоя нет…

Выходит, нет.

Как только Лотти смог сохранить себя при его-то профессии?

Счастливая парочка, держась за руки, присела на скамейке, стоявшей около входа в гримёрку для альф. Ну, теперь Лотти у меня неработоспособен. Эхе-хе…

А у него ещё один номер. Ладно, будем думать, оклемается. Но с Улофом ему теперь не работать — это точно.

А мне на сцену. Иначе пауза затягивается. Недопустимо затягивается.

И снова я перед залом, замершим в темноте и не знающем как реагировать на танец. Настолько чувственным и возвышенным оказалось показанное. Настолько всё — движения танцоров, музыка и песня, прозвучавшая на заднем фоне, слились в единый ансамбль и ударили по чувствам, поразив зрителей в самое сердце, всколыхнув в нём что-то такое, радостно-щемящее, с небольшой горчинкой грусти, придавшей этому чувству пикантной незабываемости.

— Сила… Великая Сила ведёт всех нас. Вне зависимости от того, является