Девушка из другой эпохи - Фелиция Кингсли

– О, пусть бы нас обнаружили! Так нам пришлось бы поскорее пожениться!

– Майор Фрэзер дышит мне в затылок, требует вернуть приданое Эмили, и я не хочу раздражать его еще больше, пока не договорюсь об отступных. В конце концов, ее побег нанес мне определенный ущерб.

Аузония внезапно отстраняется.

– Не упоминайте ее больше. Я не заслуживаю жить в ее тени… О, если бы в прошлом году вы ухаживали за мной, а не за ней!

– Если я верно помню, в прошлом году ваши родители ждали, пока герцог Уиндэм объявит о своем желании выбрать супругу, надеясь, что за вами станет ухаживать он.

Рид позади меня изображает, что его тошнит.

– Они сто́ят друг друга, – шепчу я.

Аузония вздыхает:

– Ради вас я бы отказалась от всех. – Она снова обнимает его. – Максим, когда мы снова сможем встретиться наедине?

– В четверг, в театре. Семья Эмили туда точно не придет. Вы просто не понимаете, как сильно мы рискуем этим вечером.

– Буду считать часы.

– Идите, представление вот-вот начнется, вас наверняка потеряли.

Аузония обвивает шею Максима руками и целует его так, будто это последний вечер в ее жизни.

Вот вам и добродетельная Аузония! Да она ему сейчас гастроскопию проведет!

Они прощаются и расходятся в противоположных направлениях, и Аузония торопится прочь по дорожке, пройдя в метре от нашего укрытия, но не замечает нас, сжавшихся в тени.

Рид прижимает меня к себе, обнимая за талию, и его рука согревает меня сквозь тонкую ткань платья.

– У меня помутнение рассудка или ты пахнешь мятой и лакрицей? – шепотом спрашивает он.

– Я сегодня принимала ванну и пользовалась тем мылом, которое ты мне подарил.

– Я думал, ты отказалась от моего подарка.

– Они меня заставили, но я никогда не говорила, что мне он не понравился. И я тайком сохранила одно… мое любимое, – признаюсь я.

– Я тоже им пользуюсь, – замечает он.

– Я знаю.

Он склоняется к моей шее, касаясь кожи кончиком носа.

– Мне нравится этот запах на тебе. – Он разворачивает меня к себе, и, увидь нас кто-нибудь, эта поза оказалась бы не менее компрометирующей, чем у Аузонии и Максима.

– И мне нравится ощущать твой запах на себе.

Едва заметная улыбка говорит о том, что ситуация его интригует.

– А мне нравится думать, что ты, будучи полностью обнаженной, пользовалась тем, что дал тебе я.

Я провела им по каждому сантиметру кожи.

– Наслаждайся этой мыслью.

– Думаю, у тебя до сих пор есть кое-что мое.

– Ничего твоего у меня нет, – возражаю я.

– Поцелуй, который я выиграл, – напоминает он.

– Он все еще мой, пока я его тебе не подарила.

– Мой, твой, когда ты меня поцелуешь, никакой разницы уже не будет.

– Но до тех пор…

Темное небо над нами взрывается треском и огнями фейерверков, раскрашивая его в золото и серебро, расцвечивая красными и синими искрами.

Все еще находясь в объятиях Рида, положив руки ему на грудь и подняв голову, я любуюсь каждой вспышкой, пронзающей тьму.

А он не отводит глаз от меня.

– Ты не смотришь? – удивляюсь я.

– Смотрю.

– Но ты смотришь на меня.

– И правда. – Его темные глаза изучают мое лицо не отрываясь, и нас окутывает ночь. – Я всеми силами стараюсь не смотреть на тебя каждый миг, но не могу. – Он накручивает прядь моих волос на указательный палец и укладывает локон на мое обнаженное плечо. – Изо всех сил стараюсь не прикасаться к тебе и не знаю, сколько еще смогу продержаться.

– А если я попрошу тебя не сдерживаться?

– Лучше не стоит, – с тихим смешком отвечает он, окинув меня многообещающим взглядом.

– Пс-с-с, Ребекка! – слышу я чей-то шепот. – Ребекка! Пс-с-с!

Недалеко от нас я вижу фигуру Селесты Мэндерли.

Проклятие.

Она жестом зовет меня к себе. Смотрю на Рида, и он фыркает:

– На празднике все наверняка гадают, куда ты подевалась. Возможно, тебе пора.

Я киваю, пытаюсь скрыть смущение. Делаю несколько шагов назад, и прохладный воздух щекочет кожу, уже настолько привыкшую к теплу Рида.

– Ты прав.

И я иду по засыпанной гравием дорожке к Селесте.

– Чарльз Резерфорд и твой кузен интересовались, почему тебя так долго нет. Я предложила сходить за тобой, потому что, если ты удалилась по зову природы, было бы неуместно тебя беспокоить.

– Спасибо, Селеста.

– Учись на моем опыте, не будь такой беспечной.

Когда я добираюсь до своего места, все радуются моему возвращению.

– Ты пропустила выступление Мадам Саки, – сообщает мне тетя. – Она танцевала на канате в воздухе, как летающая амазонка!

– Не сомневаюсь, было чудесно, – замечаю я.

– Куда ты запропастилась? – спрашивает Арчи. – Мы не могли тебя найти.

– Боюсь, я заблудилась в лабиринте, – отвечаю я, делая акцент на последнем слове. И это вызывает желанный эффект, потому что Аузония перестает улыбаться и поворачивается ко мне с застывшим лицом. – К счастью, Селеста помогла мне выбраться.

Вторник, 4 июня, 1816 год

31

Этим утром я в гостиной одна, потому что после вчерашних гуляний вся семья решила подольше остаться в постели.

Компанию мне составляет Люси, и у меня появляется идея:

– Ты же знаешь слуг из других домов Мэйфера? – спрашиваю ее я, решив не ходить вокруг да около.

– Не всех, леди Ребекка, еще и потому, что слуги в некоторых домах часто сменяются. Похоже, в доме Осборнов горничные не задерживаются дольше года. Леди Аузонии и ее матери сложно угодить.

Наш разговор прерывает дворецкий, который, как теперь принято после каждого светского мероприятия, собирает подарки от поклонников и приносит мне.

Самый внушительный букет оказался от Чарльза Резерфорда, два поменьше от мистера Бойла и мистера Стоктона, друга Арчи, и еще коробка фиолетовых засахаренных конфет от одного из многочисленных Генри-Как-то-там, которую Люси ставит на и так ломящийся от вкусностей стол.

– А как насчет Пенни, личной горничной Эмили Фрэзер?

– У меня никогда не было возможности пообщаться с ней. Эмили наняла ее за несколько недель до свадьбы, а потом переехала в дом лорда Дювиля.

– Мне нужно ее найти. Я узнала от Джемаймы Фрэзер, что ее уволили после побега Эмили. Возможно, горничные в доме Дювиля на Ганновер-сквер что-то знают.

Люси наливает мне чашечку чая.

– Вы считаете, разумно углубляться в эту историю?

– Неразумно, но справедливо.

– Не хотите чего-нибудь поесть? – спрашивает она, указывая на накрытый к завтраку стол.

– Ты же знаешь, что я не могу устоять перед свежеиспеченным хлебом с маслом. А как насчет слуг в доме Дювилей? Знаешь