По щучьему велению, по Тьмы дозволению - Евгения Преображенская

— Верить или нет — дело твоё, — пояснила морская ведьма. — Что-то я знаю, что-то чувствую, о чём-то догадываюсь… Следы от объятий твоей матушки я ощущаю на твоём сердце. Она не смогла расстаться с тобой и с тем местом, где окончилась её жизнь. Но, чтобы поддерживать существование в новом образе, ей требовалась пища — твоя печаль, твои слёзы. Скажи, дитя, права ли я?

— О боги, та чёрная тень, кошка, которая помогла мне… — всхлипнула Витария. — Это была моя матушка… Всё так… С самого детства я ощущала скорбь! Была будто проклята в своём тереме!

— Теперь во дворце сразу два существа, не принадлежащих миру живых, — проговорила Владычица. — Это опасно для людей, опасно для твоего отца, для страны…

— Чем же я могу помочь? — горячо спросила Витария. — Как положить конец обидам и злобе⁈

— Что ж, я полагаю, тот, кто стал причиной злобы, должен попросить прощения, — улыбнулась русалка, отняв руку от тела царевны. — Но возможно ли это?

— Если отец попросит прощения… — задумалась Витария. — Я больше никогда не увижу тень… Не увижу матушку!

— Ты тоже должна отпустить её, — кивнула Владычица. — Иначе скорби твоей не будет предела. И однажды ты… — она помедлила. — Ты последуешь по стопам своей матери.

Царевна нахмурилась и кивнула в знак понимания.

— Что же до нерождённой сестры, — русалка задумалась. — У всех народов ритуалы разнятся, но… У нас есть единый, самый главный, самый мощный — наречение имени. Кто-то из родителей должен даровать неприкаянной душе ребёнка её имя. Это дарует ей и освобождение.

— Так просто? — переспросила Витария. — Это точно поможет?

— Возможно… — ответила Владычица, загадочно улыбнувшись. — Если желание искреннее и идёт от сердца.

— Если мой отец ещё жив и есть кому придумать имя, — вздохнула царевна.

Она с грустью опустила глаза на миг, а когда подняла, Владычица морская уже исчезла. Море продолжало яриться и бушевать. Ветер трепал волосы Витарии, солёные брызги и слёзы текли по её щекам.

— Погода портится всё сильнее! — крикнул Эйрик. — Нужно браться за вёсла. Но…

— Что? — воскликнула царевна.

— Ты видишь берег? — простонал мальчик. — Я нет…

— Богини-матушки, — всхлипнула Витария.

— Я никогда не уплывал так далеко от залива, — признался Эйрик.

— Я не умею плавать вообще, — ответила ему испуганная царевна.

— Нам обоим надо обвязать себя верёвками, — скомандовал мальчик. — В такую бурю любой пловец пойдёт ко дну, окажись он в воде…

Очередная волна высоко подкинула судно, едва не перевернув его. Мальчик и царевна схватились друг за друга, чудом удержались на палубе. Вымокшие и продрогшие, они оба могли лишь молиться. Горизонт от края и до края заволокло туманом, стерев берега.

Налетели тёмные тучи, море из зелёного сделалось чёрным. Стихия вертела и кружила крохотную лодку с двумя людьми, словно весь гнев богов испытывал их. Казалось, спасения не было. И весь путь был напрасен!

Как долго их кидало с волны на волну? Витария потеряла счёт времени. Она ощущала лишь надёжно завязанную верёвку на поясе, солёную влагу и небольшую руку Эйрика в своей руке.

«Как бы я хотела, чтобы у меня был такой же красивый, сильный, умный и смелый сын…» — подумала царевна перед тем, как сознание покинуло её.

— Эй, на лодке! — услышала девушка сквозь туман беспамятства. — Живы, что ли?

— Живы, ярл! — раздался голос Эйрика.

Витария пыталась разлепить веки, но то ли соль их склеила, то ли усталость. Словно тяжёлое заклятье, она навалилась на измождённую царевну. Ей чудилось, будто пенные волны разошлись в стороны, и из вод вокруг лодки поднялись рослые морские витязи.

Было их не то тридцать три, не то тридцать два… Она не могла сосчитать, но откуда-то знала это. Может, из сказки, которую слышала от нянюшек? А впереди всех должен идти их дядька — воевода с седой бородой.

30 Домой

Иваш довёз Инальта до Двуречья, и там юноши распрощались. Мастер отправился в столицу Гиатайна, чтобы исполнить свою мечту. А юный княжич нашёл попутчиков в сторону родных земель.

Должно упомянуть, что в будущем Иваш, избавившийся от груза вины за гибель сестры, станет наяву, а не во сне истинно прославленным мастером. На изготовленных им музыкальных инструментах будут играть величайшие артисты Северных королевств, в том числе его хранитель Индр.

А особенная судьба будет уготована гитаре, которую Иваш сделает из древесины кайлеси… Она попадёт к путешественнице во времени и станет в её руках волшебным инструментом. Но это уже, как говорится, совсем другая история[i]. А мы возвращаемся к нашему герою.

Инальт долго думал, каков замысел богов, смысл в том, что с ним случилось. И пришёл к выводу: раз уж путь его теперь лежит через княжество отца, он должен навестить родителя. Во-первых, за последние дни Инальт понял, как истосковалось его сердце по дому и отцу. Во-вторых, хорошо бы было попросить помощи у богатого князя или хотя бы коня одолжить.

Знает ли отец о том, что сын стал преступником в глазах царя, Инальт не ведал. В столицу князь Богат не наведывался уж лет семнадцать, а воевода вряд ли стал бы тревожить старика печальными известиями. Но Инальт понимал, что такая вероятность есть, и нужно быть настороже.

Тревожно и радостно билось сердце юноши, когда он ступал в распахнутые ворота усадьбы. Здесь пронеслось его недолгое, но счастливое детство. Вон у той околицы они с тремя братьями строили крепости и играли в снежки зимой. А на той полянке они жгли костры на солнечные праздники и водили хороводы, а их младшая сестра пела.

Пела совсем как Маря. Инальт тяжело вздохнул. Теперь казалось, что на Солнцеворот ему привиделся дурной сон. Но, как часто бывает, во сне отразилось многое из того, что было важно и наяву. К тому же на поясе юноши висел непростой меч — дар мельника Коша.

К удивлению Инальта, отец принял сына с распростёртыми объятьями и щедрым ужином. Настоящего праздника удостоился Инальт, даже молодого поросёнка зарезали в его честь. Как не было того холода и раздражения, с которыми провожали в дорогу будущего царского дружинника. И это настораживало ещё сильнее.

Веселы были и младшие братья, коротавшие зиму под тёплым крылом