Укушенная - Джордан Стефани Грей

Охранник Сина. Наказание. Теперь я ненавижу его честность. Он верит в то, что говорит.

— Ты не такой, как твоя мать, Каликс.

— Да. Не такой. — Он делает шаг ко мне. — Потому что я каждый день работаю, чтобы поступать правильно. Я подчиняюсь приказам. Я следую закону. Я серьёзно отношусь к этому двору, и ты тоже должна это делать. У тебя две проблемы. Ты чуть не проиграла в бою, и ты проиграла здесь. — Этот хищный взгляд прожигает меня насквозь. — Если это повторится, если ты не сможешь сдержать свой гнев, я тебя уберу. Без вопросов. Ты представляешь угрозу, Ванесса, а моя работа — устранять угрозы.

От этого заявления у меня внутри всё вспыхивает, горячо и яростно, в то время как его честность успокаивает мою грудь. От него исходит тепло. Опасность.

— Х-хорошо, — заикаюсь я. — Два промаха.

Он ерошит свои чёрные волосы, и между нами повисает неловкое молчание. Возможно, это потому, что он в нескольких дюймах от меня, и единственное, что на мне есть, — это его рубашка. Или, возможно, потому, что он всё ещё может передумать. Он мог бы выдать меня прямо сейчас и посмотреть, как с меня сдирают кожу, как рассказывал мне Син про герцога и герцогиню.

«Их языки были вырваны, руки оторваны, а кожа содрана с костей».

Интересно, что хуже. Наказание или изгнание. До сих пор не могу понять, что меня ждёт, когда всё будет сказано и сделано.

К счастью, Каликс не сдаёт меня, а заходит так далеко, что вместе с Уной вычищает комнату Эви, чтобы она не узнала о моей проделке.

Но Уна, с её прекрасными карими глазами, так похожими по цвету на глаза Селесты, не готова молчать о моей ужасной попытке шпионажа. Следующим вечером после ужина она бросает блокнот в кожаном переплёте на землю, где мои подушки и одеяла образуют небольшую горку для удобства.

— Если ты собираешься бесчинствовать в этом замке, то, по крайней мере, будь умницей. — Более мягко она кладёт рядом с блокнотом павлинье перо и баночку фиолетовых чернил.

Стоя перед зеркалом и отчаянно пытаясь снять отвратительное платье цвета одуванчика, которое она принесла мне ранее, я перевожу взгляд с неё на её подарок.

— Для чего это?

— О, интересно. Может быть, тебя застукали, когда ты шныряла по комнате Эвелин Ли? Мы с лордом Севери целый час мыли её пол, и тебе повезло, что нас всех не поймали…

— Знаю, — быстро отвечаю я. — Мне жаль. Я не… я была не очень осторожна.

— Детка, ты, наверное, самое бестактное создание, которое я когда-либо видела. Спотыкаясь, ты создаёшь проблемы… ты можешь погибнуть. — Она тычет пальцем в блокнот. — Если тебе так хочется расследовать, может быть, сначала попытаешься делать заметки. Узнаешь — разберешься — в этом дворе. Возможно, не стоит говорить о явной государственной измене.

Измена. От этого слова у меня замирает сердце. Я поворачиваюсь, разглаживая потными ладонями бесформенные складки трагического платья.

— Энтони кому-нибудь что-нибудь сказал? Я увидела его в холле перед тем, как войти.

Она прищуривается.

— Тебе так повезло, что ты осталась жива.

— Достаточно было сказать «да» или «нет», Уна.

Она фыркает и подходит ближе, вытаскивая шпильки из моих волос, не обращая внимания на мои стоны от боли. Сначала я позволила ей заплести их в замысловатую косу, потому что думала, что это доставит ей хоть какую-то радость, но со вчерашнего дня она со мной не разговаривала. Только несколько раз хмыкнула и пробормотала что-то невнятное. До настоящего момента.

— Чего было бы достаточно, так это того, что ты не искушаешь божество ежедневно. Нет, Энтони ни словом не обмолвился о вашей встрече. — Она снова фыркает. — Ты очень усложняешь мою работу, Ванесса. Действительно, очень усложняешь.

— Ты не первая, кто это говорит.

«Ты представляешь угрозу, Ванесса, а моя работа — устранять угрозы».

Я отмахиваюсь от слов Каликса, но момент неподходящий. Шпилька застряла в пучке, и Уна безжалостно выдёргивает её у меня из головы.

— Тогда тебе стоит прислушаться, — огрызается она. — Я не могу защищать тебя вечно.

И это я тоже слышу не в первый раз. Я вздыхаю, думая о Сине.

— Почему ты вообще меня защищаешь?

— Я уже говорила тебе, — фыркает она, распуская мои волосы, прежде чем запустить в них пальцы. Каштановые и фиолетовые пряди образуют волнистые завитки. — Вот так. Вот почему я предлагаю заплести тебе косу.

Я наматываю фиолетовую прядь на палец, и дыра в моём сердце, из-за которой я скучаю по Селесте, становится на два размера больше. Ей тоже нравились мои вьющиеся волосы. Она говорила, что так я выгляжу ведьмой и дикаркой. Я вздыхаю, преодолевая внезапный приступ горя. Такие моменты, как этот, — самые ужасные, они напоминают о Селесте каждый день. О том, что у нас было общего. О том, что я потеряла. Это почти как пробуждение ото сна и тяга к невидимым воспоминаниям, которых вообще никогда не было. Я начала забывать звук её голоса. Я начала многое забывать.

— Спасибо, — тихо бормочу я.

Уна кивает, её взгляд смягчается, как будто она чувствует мою грусть.

— Теперь, что касается этого платья…

Я оглядываю себя.

— Это… был не самый лучший мой образ.

— Дорогуша, я думаю, мы можем с уверенностью сказать, что это, на самом деле, твой худший наряд. — Она жестом показывает нам за спину. — Тем не менее, я принесла тебе другие. Их можно носить по своему усмотрению, а можно навсегда остаться в образе увядающей маргаритки. Это твой выбор, хотя мы подошли к тому моменту, когда тебе действительно нужно принимать во внимание свой выбор.

— Новые платья? — спрашиваю я, направляясь к богато украшенному гардеробу в готическом стиле. Он больше, чем предыдущий, с розами по краям, а на ручках мерцают луны, переходя от фазы к фазе, заливая ярким белым светом. Но когда я открываю двойные двери, я не вижу новых платьев. Я вижу старые.

Одни красные.

У меня сводит желудок. Я захлопываю двери.

— Королева Волков упряма. Она не хочет заказывать новые платья, потому что это те, которые её ткачихи сшили для тебя по её просьбе. — Уна заправляет свои рыжие волосы за уши, закрепляя их моими шпильками. — Ты пробыла здесь достаточно долго, Ванесса. — Она указывает на блокнот. — Ты должна решить, будешь ли ты