Поймать солнце - Дженнифер Хартманн

сидим до тех пор, пока огонь в плите не превращается в тлеющие угли, а в окно не просачивается свет звезд. Мы держимся за руки не в первый раз, но я притворяюсь, что это так.

Мне кажется, что это так.

Когда ночь сгущается, я тянусь к пыльной полке и беру лежащую там книгу, ту самую, которую планировал подарить Элле за ужином.

— Эй, у меня есть кое-что для тебя, — говорю я, бросая ей книгу. Она ловит ее. — Ты читала эту книгу?

«Убить пересмешника».

— Конечно, — отвечает она.

Улыбаясь, я наблюдаю, как она опускает взгляд на свои колени и перелистывает старый экземпляр книги в поисках чего-то, что, как она знает, спрятано внутри. Когда находит это, то замирает, склонив голову и обхватив края пальцами с оранжевыми ногтями.

Элла поднимает на меня глаза, и ее улыбка становится лучезарной в свете фонаря.

«Ты редко побеждаешь, но иногда это случается».

Мы играем еще одну партию в «Эрудит».

Мы все сидим вместе, ведем обычную беседу, шутим и играем в настольные игры, после того как съели самую вкусную грудинку, которую когда-либо готовили, а книга лежит рядом с нами, как тихое напоминание.

И каким-то образом, даже несмотря на разрушенные стены, расстеленные брезенты и неокрашенную штукатурку…

Благодаря Элле этот дом наконец-то чувствуется настоящим домом.

ГЛАВА 22

ЭЛЛА

Вполне логично, что мы заканчиваем вечер, бросая палочки с моста, пока лунный свет поблескивает на воде. Серебристая рябь смотрит на нас, когда мы наклоняемся бок о бок, а затем мчимся к противоположным перилам.

Смеясь, я показываю вниз на поток.

— Я снова выиграла. В этом ты полный отстой.

— Я и не подозревал, что здесь есть какая-то стратегия.

— Должна быть. Я никогда не видела, чтобы кто-то проигрывал каждый раз.

Макс вздыхает и качает головой, перегнувшись через перила.

— Вода проклята.

— Не с моей точки зрения. — Я прислоняю его к перилам, и наши локти сталкиваются. Даже от малейшего прикосновения меня обдает жаром. Взглянув на него, я пробегаюсь взглядом по его профилю. — Твой отец был… неожиданным, — говорю я. — Он не такой, каким я его представляла.

Его челюсть подергивается, когда Макс смотрит вниз на мерцающий ручей.

— Да. Я давно не видел его таким… трезвомыслящим. — Макс поднимает голову и смотрит в небо. — Я не замечал, чтобы он пил в последнее время. Должно быть, он уже прошел стадию детоксикации.

Я поворачиваюсь, прижимаясь спиной к перилам.

— Он кажется хорошим человеком, который просто сбился с пути.

— Как я и говорил, — соглашается Макс. — Маккей считает, что он безнадежен.

— Твой брат заметно отсутствовал на сегодняшнем ужине, — замечаю я, теребя свой длинный мешковатый рукав. Я надела толстовку Макса поверх своего черного коктейльного платья, ту, которую он одолжил мне на фестивале. Она все еще пахнет им. — Мне жаль, что он не поддерживает тебя.

Мои колени стучат друг о друга, когда резкий ветер бьет нам в лицо, и холодок пробегает по моим голым ногам.

Поворачиваясь в ту же позу рядом со мной, Макс складывает руки на груди и смотрит вниз, на мост.

— Да. Я продолжаю пытаться вернуть его, а он убегает все дальше. Но он — моя семья, поэтому я не сдамся. Кровь гуще воды, понимаешь?

Я прикусываю губу, когда его заявление просачивается в меня, как смола.

— Забавно, но эта фраза должна бы означать прямо противоположное тому, что мы говорим в наши дни.

Макс хмурится и смотрит на меня.

— В смысле?

— В оригинале фраза звучит так: «Кровь завета гуще вод утробы», — говорю я, встречая его взгляд. — Вопреки распространенному мнению, в ней говорится, что отношения, которые мы выбираем, могут быть крепче наших семейных уз. Она подчеркивает ценность связей, сформированных по собственному выбору, а не тех, в которых мы родились.

— Это интересно.

— Да. Всякий раз, когда мне хочется возненавидеть Джону, я стараюсь напомнить себе об этом. Он моя кровь, но он больше не моя семья. Он потерял этот титул, когда нажал на курок. — Я пожимаю плечами, осматривая свои ногти. — На самом деле это не работает. Я все еще люблю его, так что это только заставляет меня ненавидеть себя.

Человеческий разум — безрассудный зверь. Он цепляется за воспоминания и связи, сколько бы логика ни говорила об обратном. Пытаться отделить любовь от обиды, особенно на семью — все равно что пытаться распутать спутанные нити. Одно всегда следует за другим.

— Ты замерзла.

Мои ноги дрожат, а зубы стучат.

— На улице холодно.

— В Мичигане холоднее, — говорит он.

Я не могу не улыбнуться, глядя на него. Память Макса Мэннинга — это стальной капкан.

— Я бы предпочла, чтобы там было холодно.

— Почему? — Его лицо вытягивается, когда он поворачивается, чтобы полностью взглянуть на меня, его брови сдвинуты.

— Это далеко отсюда.

Во всяком случае, я продолжаю убеждать себя в этом. За много миль от этих высасывающих душу воспоминаний, этого осуждающего городка и тюрьмы строгого режима, которая находится всего в трех часах езды — места, куда меня необъяснимо тянет. Подальше от моей матери, которая вложила все силы и сбережения в своего сына-убийцу, а дочь оставила на произвол судьбы.

Но когда я снова разворачиваюсь, чтобы посмотреть на открытое небо, я чувствую, как чья-то рука сжимает мой бицепс и тянет меня назад.

Макс тихо шепчет:

— Но это далеко от меня.

Сердце замирает от укола грусти, и наши взгляды встречаются под лунным светом.

— Макс…

Он опускает руку и достает из кармана мобильный телефон, затем начинает листать. Мгновением позже начинает играть песня.

Я стискиваю зубы, чтобы сдержать эмоции.

— Как она называется?

— «Атомы к атомам» группы «Айз он зе Шор», — говорит он мне, кладя телефон на перила моста. — Хочешь потанцевать?

— Да.

Ответ дается очень легко.

Следующим летом я планирую навсегда покинуть Теннесси и приступить к осуществлению своей мечты о конной ферме. Я накоплю денег на недорогую машину, или, может быть, Шеви подберет мне что-нибудь дешевое, но надежное. Черт, да я буду путешествовать автостопом, если понадобится.

Но если бы Макс попросил меня остаться…

Я не могу не задаться вопросом, будет ли мой ответ таким же легким.

Привет, Солнышко.

Останься.

Именно так он сказал, когда вытащил меня из озера, и эти слова до сих пор проносятся у меня в голове. И я оказываюсь в его объятиях прежде, чем успеваю подумать о них слишком долго. Макс притягивает меня к себе, заглушая холод в моих костях. Он обхватывает меня двумя сильными руками и упирается