Хрустальная ложь - М. Эль

Она смеялась тихо, почти беззвучно, ее плечи слегка вздрагивали. И одновременно… ей хотелось плакать. Желудок сводило от какой-то непривычной тоски. Море, его холодная, предательская глубина, все еще стояло перед глазами. И его руки — сильные, властные, но такие бережные — на ее спине, спасающие ее от гибели. Его слова, его забота, его неожиданный, бережный поцелуй во лоб… Все это было слишком.

Лилит выругалась. — Блять. Надо с этим заканчивать.

С этим бесконечным танцем, с этой странной игрой, которая внезапно стала слишком реальной, слишком опасной для ее тщательно построенного мира. С этим чувством.

Глава 21

Дождь по стеклу бил с такой злостью, будто сам город бесился вместе с Лилит. Каждый удар капель по панорамным окнам ее кабинета эхом отдавался в голове. Сегодняшний суд, а вернее прокурор, который не считал женщин за женщин, а их доводы — за аргументы, изрядно потрепал ей мозг и нервы. Его снисходительные взгляды, его патриархальные ремарки, его наглые ухмылки — всё это копилось внутри нее, превращаясь в чистую, кипящую ярость. Она швырнула документы на стол, шпильки отлетела от нее к стене. Сменила туфли на каблуки и, не включая свет, прошла к зеркалу.

Под глазами — тень усталости, на губах — злость, которая, казалось, вот-вот вырвется наружу.

— Пошло всё в ад, — прошептала она себе, ее голос был хриплым от напряжения. — Я хочу выпить. Много. И чтобы это было крепко.

Лилит собрала свои черные волосы в высокий, тугой хвост, подчеркивая острые скулы. Нанесла красную помаду — вызывающую, яркую, как пламя. Набросила короткое черное платье, которое идеально сидело по фигуре, и завершила образ дерзким, но элегантным пальто. Сошлось идеально: она выглядела как самая опасная женщина Нью-Йорка, вышедшая на охоту.

Телефон завибрировал.

ВИКТОР ЭНГЕЛЬ (имя она сохранила только потому, что не знала, как приписать к контакту «мерзкая контролирующая сволочь», которая постоянно лезет в ее дела).

Сообщение было коротким, но пропитанным его властным тоном:

Оставайся дома. Ты еле стоишь на ногах. Отдохни.

Она остановилась на пороге, приподняла бровь. На ее лице проступило выражение чистой ярости и возмущения.

Се-ри-ёз-но? — эта мысль была настолько громкой, что выбила бы стёкла, если бы отправлялась голосом.

Ответ был набран пальцами, полными решимости:

Иди Н.А.Х.Е.Р.

Телефон мигнул: Сообщение доставлено.

Она удовлетворённо хмыкнула, чувствуя прилив адреналина. Надела пальто и вышла. Он ей не хозяин. Он никто. Он — раздражение в смокинге, но никак не тот, кто может ей приказывать.

Клуб «Serpentine» встретил ее синими огнями, пронзающими полумрак, и музыкой, которая била по телу, будто вторая кровь, пульсирующая в венах. Воздух пах алкоголем, потом и чем-то неуловимо опасным, предвещающим, что здесь ничто не будет хорошим. Лилит прошла к бару, ее каблуки стучали по полу в такт басам, бросила на стойку черную карту и совершенно ровно, без тени сомнения, сказала:

— Что-то сильное, крепкое. И быстро.

Бариста — молодой парень, смуглый, внимательный, с татуировками на предплечьях — кивнул, уже потянувшись за шейкером. Однако, мгновенно узнав особу перед собой, он замер. Ее лицо, ее манера держаться, этот пронзительный взгляд — всё выдавало в ней одну из самых влиятельных женщин города. Неуверенно покосившись на Лилит, он быстро набрал номер, отвернувшись.

— Босс.

Голос Виктора был ровный, холодный, почти ленивый, как всегда, когда он был особенно опасен.

— Скажи мне, — начал он, — что это не то, что я думаю. Что моя маленькая упрямица осталась дома.

Бариста нерешительно посмотрел в сторону. Лилит сидела на высоком стуле, длинные ноги скрещены, губы прикушены, лицо полуосвещено синими лампами, которые придавали ее чертам таинственность. Красная помада сияла как вызов ночи.

— Эм… госпожа здесь. Вторая стойка. Заказ — крепкое.

Пауза. Долгая. Тишина, которая говорила красноречивее любых слов: он злится. Злится не просто так, а с той холодной, расчетливой яростью, которая предвещала что-то очень плохое.

Потом Виктор тихо рассмеялся. Не громко. Но так, что парень почувствовал, как по спине пробежал холодок. В этом смехе не было веселья, только угроза.

— Конечно, она здесь, — сказал он. — Эта упрямая маленькая змея. Подмешай ей наш «E-soft». Две капли. Быстро.

Бариста застыл, его глаза расширились от ужаса. «E-soft» — это был мощный, но безопасный снотворный препарат, который Виктор использовал в крайних случаях.

— Босс… она же… если узнает…

— Узнает, — перебил Виктор, его голос был сухим и безапелляционным. — И убьёт меня. Угу. Но сначала пусть поспит. Я не хочу, чтобы она наделала глупостей.

Бариста нервно оглянулся. Лилит сидела, проводя пальцем по краю бокала, взгляд дерзкий, будто чувствовала, что речь идёт о ней. Будто предчувствовала подвох.

Парень прошептал:

— А потом, босс?

Виктор усмехнулся так, что бариста чуть не уронил телефон.

— Потом я сам разберусь. Приготовь коктейль, моей красавице не место в локальном аду.

Парень вздохнул, отключился. Смешал напиток. Добавил две крошечные капли прозрачной жидкости, едва заметные в темном алкоголе.

Лилит взяла бокал. Поднесла к губам. Сделала большой, уверенный глоток, чувствуя, как обжигающая жидкость стекает по горлу. Сначала все было хорошо. Несмотря на боль в ногах и голове, девушка чувствовала, как музыка проникает в ее тело, как алкоголь начинает расслаблять. Она могла бы танцевать, веселиться, забыть обо всем.

И ровно через семь минут, мир качнулся. Синие огни поплыли перед глазами, музыка стала глухой, далекой.

— Чёрт… — она зацепилась за стойку, дыхание сорвалось. Голова кружилась, тело вдруг стало ватным, тяжелым.

— Вам плохо? — прошептал бариста, его голос был полон притворного беспокойства.

— Нет… всё… нормально… Я, кажется, перебрала… — она закрыла глаза, ее пальцы ослабли, тело накренилось. Она не могла контролировать себя, сознание уплывало.

Но Лилит не упала.

Чья-то рука, очень уверенная, очень тёплая, обняла её за талию, подхватывая, прежде чем она рухнула на пол. Подняла. Повернула к себе.

Лилит открыла глаза на секунду. И увидела знакомые платиновые волосы, тёмное пальто, его глаза, полные беспокойства и... торжества.

— Тише, змейка, — Виктор тихо коснулся её виска губами, его голос был полон нежности, но в нем проскользнула ироничная нотка. — Я предупреждал.

Она попыталась выругаться. Что-то вроде: «Да пошёл ты… Энгель…»

Но язык запутался, слова превратились в бессвязное бормотание. И она отключилась, прижавшись к его груди, полностью отдавшись его воле.

— Моя упрямая девочка… — выдохнул он, подхватывая ее на руки. Ее тело было легким, как перышко, в его сильных руках. Он понес ее прочь из этого шума и синего света, подальше от локального ада, в котором ей, по его