Вы (влюбитесь) пожалеете, господин Хантли! - Екатерина Ильинская

— Который приносит по утрам девушкам кофе и пирожные? — Анна зашуршала пакетом и достала оттуда помятые кремовые тарталетки, лимонный тарт и что-то ещё, что развалилось прямо у неё в руках.

— Представляешь, какой ужас? — подтвердила я, расправив юбку и снова садясь за стол.

Как бы то ни было, приход Хантли взбодрил меня лучше любого кофе. Я воинственно сжала стаканчик и отхлебнула, представляя всякие несчастья, которые могут случиться с журналистом. Там оказался не кофе, а чай, который Ника заваривала специально для меня. Тот, который мне так нравился. Я вздохнула ещё тяжелее. Злиться не получалось. К тому же было очевидно, что Хантли тоже переживает, хотя я не могла точно сказать по какому именно поводу, а погадать, чтобы прояснить ситуацию, было невозможно.

Зато мне предстояло очень много гадать клиентам. После газетной шумихи люди повалили в салон валом. Ежедневник заполнился на месяц вперёд, а некоторые посетители записывались уже на август. Я даже решила повысить цены, иначе было не справиться с этим потоком. Правда повышала цены я только на утренние приёмы по записи, вечерние в порядке живой очереди оставались всё так же доступны любому горожанину.

К моему удивлению, все среды июля тоже оказались расписаны приглашениями. Пришлось даже выделить ещё несколько суббот на утренние и вечерние визиты к знатным леди. Звала меня, конечно, не аристократическая верхушка, а богатые торговцы или совсем недавно получившие титул дворяне, но это уже была половина пути в самое сердце высшего общества. Рано или поздно меня начнут принимать и там.

Не то, чтобы я была тщеславна… Нет. Но дар продолжал расти и просил выхода, копился и давил изнутри. Простенькие гадания уже приносили мало облегчения, а серьёзные мало кто заказывал. Приходилось надеяться, что знать, занимающая высокие посты, интересуется такими вопросами, которые потребуют большего использования дара.

Я потёрла ноющее место под ключицами, где снова чувствовалось напряжение. Каждое гадание, каждый вопрос клиента и каждый мой ответ приносили облегчение, пока к обеду, наконец, жжение не прекратилось. Не самая приятная сторона дара, но и от этого я не готова была отказаться.

Мысли снова свернули к произошедшему вечером, и я раздраженно фыркнула. Что на меня вообще нашло? Как можно было принять предложение человека, который, по сути, не сделал для меня ничего хорошего? Ну, ладно, кое-что хорошее сделал: и с коббаррой помог, и секретаря нашёл, и осветительные артефакты купил, и от опроса клиентов избавил, и от мэра защищал… В рамках своих представлений о правильности, конечно, но защищал. Допустим, Хантли не так плох, но принимать предложение? Амелия, в своём ли ты уме?

Злость пополам с горечью и разочарованием снова закружились внутри. А если бы предложение было сделано иначе — не из-за мэра, а по взаимному расположению? Согласилась бы я тогда, будучи в здравом уме? В голове зашумело от невозможности однозначно ответить на этот вопрос.

— Госпожа Ковальд, эт самое, больше по записи никого нет. — Джейк заглянул в кабинет после ухода пожилой дамы, спрашивавшей о судьбе мужа, отправившегося в дальнее плавание. С мужем всё было в порядке, с Джейком ещё лучше — мальчишка добрался до охлаждающего ящика, наконец, заполненного едой, и жевал многослойный бутерброд. — Мне Анна разрешила, вы же не против? — Он показал пальцем на свой рот, спешно пережёвывая еду, словно я собиралась её отнять.

— Нет, конечно, я сама поручила готовить обеденные перекусы и на тебя тоже. Пойдём пить чай.

К себе на кухню я заходила как в какое-то незнакомое помещение. Она теперь казалась уютной и обжитой, но при этом чужой. Честно сказать, я сама себе казалась чужой, потому что изнутри меня жгла обида, какой я раньше никогда не испытывала. И все мои силы теперь уходили на мысли о произошедшем, оставив для внешнего мира лишь небольшую долю внимания. А ещё я постоянно находилась в напряжении, ожидая, что обещанная Эрнетом месть мэра не заставить себя ждать. Но всё было спокойно.

Из-за всего этого время слилось в один бесконечный день. Клиенты, Джейк, Анна. Мысли, мысли, мысли. Регулярно забегала Ника, иногда я заходила к ней. Пару раз мы с Саюши ходили к Элле: на проверку и просто так. Привычный круговорот дел, но что-то злое висело в воздухе, не давая расслабиться, и я то и дело вздрагивала от совершенно обычных звуков.

Только приходы Эрнета оказывались яркими мазками на сером полотне моих будней. В один из дней я даже смогла захлопнуть дверь раньше, чем он всучил мне кофе, зато на следующий обнаружила его у себя на кухне — открывал Джейк, поэтому без всяких сомнений пустил журналиста в дом.

Минут пять мы молча смотрели друг на друга, пока Хантли не произнёс:

— Амелия, предлагаю не обсуждать наши разногласия за завтраком, а просто выпить кофе в компании друг друга.

— Вы называете произошедшее «разногласиями»? — Я так удивилась, что послушно села за стол и отпила из своего стакана. Ника, как всегда, угадала и со сладостью, и с количеством молока.

— А вы как это называете? — уточнил Хантли. — У меня, как у журналиста, в лексиконе много слов, которыми можно назвать наш неудачный вечер, но хочется услышать вашу версию.

— Непоправимая трагедия? — осторожно спросила я и сама поморщилась от излишнего пафоса фразы. — Нет, скорее это непримиримые позиции.

— Мне кажется, вы драматизируете. — Хантли тоже глотнул кофе, помолчал и продолжил. — Предложение вы приняли, значит, вполне расположены ко мне, несмотря на не самое удачное начало знакомства. Да и не самое удачное продолжение тоже. Я своих намерений тоже не скрываю…

При этих словах сердце дрогнуло, а голова закружилась. Пришлось поспешно отпить из стакана и напомнить себе, что намерения у журналиста не романтические, а продиктованы его представлениями о поведении мэра и соображениями моей безопасности. Глотала я судорожно, даже не чувствуя вкуса, и этой торопливостью только выдала своё волнение.

— А остальное я называю именно разногласиями. И думаю, что мы вполне можем их разрешить.

— Я бы не приняла, не воздействуй на меня Саюши.

Со змеёй, кстати, я тоже поговорила на эту тему, пригрозив сдать в цирк, если она ещё раз так поступит! Пригрела на груди предательницу!

— И всё же думаю, что в вашем согласии есть не только заслуга коббарры, но и моя тоже. — Он улыбнулся, а я широко распахнула